Дилогия моральной нестабильности перед экзистенциальным страхом - Семён Владимирович Торчинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С противоположной стороны двери слышны каменные шаги, они уже сбавили в скорости и медленно приближаются к своей жертве. Безликая перестаёт стучаться в дверь. Дверь служит качественным проводником страха. Сердце бешено вырывается из груди. Безликая хотела убить меня, но сама попалась в свою ловушку. Жалость к девушке поражает моё сердце, но я никак не могу помочь ей. Грохот каменных шагов замолкает.
Я пытаюсь заткнуть уши пальцами, но не успеваю этого сделать и чувствую новый удар в дверь. Энергия от удара слегка откидывает меня, но я быстро возвращаюсь в прежнее положение. Толчок ощущается не с центра двери, а с её верха – неведомая сила статуи оторвала свою жертву от пола. Следом раздаётся душераздирающий звук. Я не знаю, как его описать, он одновременно похож на стук оголённых костей друг о друга и на судорожный приступ эпилептика с протяжным мычанием. Каждый непроизвольный удар конечностей жертвы о дверь отражается внутри меня. Это даже сложно назвать ударами, скорее дрожью. Всё это будет преследовать меня в кошмарах. Никогда не находился рядом с умирающим человеком. Что она там видит? Что вообще происходит? Чувство такое будто её убивает нечто невообразимо страшное. Настолько страшное, что взглянуть на это соизмеримо смерти.
Тело безликой с глухим ударом падает на пол. Охота плакать от осознания, что жизнь из неё безжалостно высосали и за дверью теперь лежит оболочка покинутой души, словно сброшенная шкура змеи. Я мог быть на её месте. Отхожу от двери и вижу в щели мерцающий силуэт статуи. Вновь слышны каменные стуки шагов, они отдаляются. В щель смотрю лишь периферийным зрением, боясь увидеть то, что увидела безликая. Пульс неадекватно поднимается, слёзы давят на горло. Я в шаге от нервного срыва. Стуки каменных шагов замолкают. Раздаётся потрескивающий звук огневого вихря. «Оно всё же шагнуло в огонь», озаряет меня. Надо убираться от сюда, иначе сердце в груди не удержать.
Не проходит минуты, как я захлопываю входную дверь дома и оказываюсь на улице. В глаза ударяет дневной свет, я сразу вспоминаю о боли в левой глазнице. Моё тело всё мокрое от пота, лицо искажено мерзкой утомлённой гримасой. Чувствую, как щёки мои впали вовнутрь. Помимо дневного света во дворе дома меня встречает Кира – довольно странный парень, вечно таскающий зубочистку в зубах. Голова его выбрита под ноль, глаза серые с золотым гало вокруг зрачка. Его родителей многие упрекают за имя сына, но я лишь завидую их оригинальности. Кира улыбчиво смотрит на меня, облокотившись на свою красную Skoda Octavia.
– Ну чё? – спрашивает.
– Как чё? Пиздец, чуть не сдох, – отвечаю.
– До этого я не замечал, чтоб ты матерился.
– Я не могу сейчас иначе… – произношу я не в силах отдышаться.
– Видок у тебя, конечно, не завидный.
– Если честно мне глубоко насрать на мой вид, я там такое только что видел, – пытаюсь поймать ртом воздух, чтоб вздохнуть полной грудью.
– Тебя же предупреждали.
– К тому, что там в итоге произошло, меня не готовили, – пару тройку раз удаётся поймать воздух полной грудью, от чего немного прихожу в себя.
– Ладно прекращай ныть, – Кира отрывается от машины и подходит ко мне, – как глаз?
– Не спрашивай…
– Показать почему он так болит? – спрашивает он невозмутимо. Я так завидую его вечному спокойствию и уверенности. Почему я такое сыкло? Он даже не спросил меня об успешности моего посещения дома. Не ужели он во мне так же уверен, как и в себе?
Кира обнимает меня рукой за плечи и выводит со двора на дорогу. Глаза мои вылезают на лоб от увиденного на дороге, а сердце опять пускается в истерический танец. В метрах двухстах от нас стоит мотоцикл с человеческим силуэтом рядом.
– Стоит там с твоего захода в дом, – объявляет Кира.
– Это он, он, – принимаюсь бормотать я, дёргая приятеля за рукав и оттаскивая назад, – он пришёл за мной. Надо быстро уезжать от сюда.
– Он каждую минута на шаг приближается.
– Кира, приди в себя! – пытаюсь передать ему свою тревожность, – он нас убьёт.
Глаз начинает болеть ещё с большей силой, и я закрываю его ладонью.
– Блять, я уже не могу это терпеть! Кира, уезжаем! – чуть не плачу я.
Вижу, как человеческий силуэт залезает на мотоцикл. Мы быстро забегаем во двор и прыгаем в машину. Кира вдавливает педаль газа в пол и машина срывается с места, поднимая песочную пыль с дороги.
Мы мчимся по шоссе обгоняя другие машины, закрыв глаза на всевозможные скоростные ограничения. Я сижу на переднем пассажирском кресле и вытираю потные руки о штаны. Смотрю в заднее стекло и вижу, что мотоцикл с человеческим силуэтом приближается к нам. Трёхзначное число на нашем спидометре будто бы не имеет для него никакого значения.
– Кира, нам конец, – бормочу я.
– Посмотри на свой глаз, – произносит мне мой спутник, передвигая зубочистку языком во рту.
Я быстро опускаю солнце защитный козырёк и смотрю в зеркальце. Вид мой поражает. Белок болящего глаза полностью пожелтел, зрачок покраснел, а веки стали зелёного оттенка и впали вовнутрь. Сам глаз увеличился в размере и перестал моргать. Любое усилие пошевелить им разноситься колющей болью по всей голове. К горлу подбирается комок тошноты. Неужели я труп?
– Следи за преследователем, – вырывает меня из ступора Кира, – лезь в багажник и достань оттуда коробку с глазными яблоками. Кинем их в него, может он отс… – завершить фразу ему не удаётся.
Нас резко кидает вперёд, но объятие ремней безопасности не позволяет нам вылететь из лобового окна. Мысли мгновенно покидают мой разум, остаются только чувства. Перегрузка жуткая. Подушка безопасности бьёт мне в лицо. Затем в глаза врезается яркий свет, которого я доселе не видел, даже смотря открытыми глазами на солнце. Тело резко ощущает невесомую лёгкость. Я не вижу и не чувствую ничего вокруг себя.
– Вставай! – кричит знакомый голос.
Кира? Почему ты не такой невозмутимый, как обычно? Свет рассеивается, но блики в глазах ещё долго не могут меня покинуть. Окровавленное лицо Киры смотрит на меня и кричит. Странно, но улыбка не сходит с его лица даже во время крика. А зубочистка? Всё ещё во рту. После
