Цветные карандаши - Жан-Габриэль Косс

Клюзель еще чуть пошире приоткрыл рот, потом сглотнул и ответил, используя местоимение множественного числа:

– Спасибо, мы вам позвоним.

На самом деле Клюзелю позвонила сотрудница центра занятости – с сообщением, что этот безработный, который вот-вот утратит право на пособие, не будет стоить предприятию, которое решит его нанять, почти ничего – спасибо программе помощи по трудоустройству.

Вот так Артюр, совершенно того не желая, начал карьеру торгового представителя. Раньше он подписывал международные контракты – а теперь неспособен был даже уговорить писчебумажную лавчонку по соседству купить несколько коробок клюзелевских карандашей. Проснувшись утром, он клялся бросить пить, но каждый вечер его обещание растворялось в этаноле. Он чувствовал, как его затягивает в черную дыру.

Когда три месяца спустя Клюзель вызвал его к себе в кабинет, чтобы уволить, поскольку толку от него не было никакого, Артюр разрыдался. По его щекам текли пьяные слезы. Искренние слезы. Впервые в жизни он сдался. Он знал, что докатился до самого дна. И, против всякого ожидания, ему очень нравилось чувство, что он обрел себя, что он наконец-то честен перед собой. Он расстался со своим эго. Он готов карабкаться вверх.

– Умоляю вас, – высморкавшись в рукав, жалобно сказал он, – дайте мне еще один шанс.

Адриан Клюзель не испытывал к нему ни малейшей жалости, но все же не уволил – оставил в качестве мальчика для битья, и жизнь его была далеко не радужной. Клюзель отправил его следить за работой поточной линии. Часть зарплаты Артюра напрямую зависела от продаж, и потому теперь он обходился работодателю еще дешевле. Каждое утро Клюзель злорадствовал, глядя на этого офисного чистюлю в рабочем комбинезоне. Артюр контролировал изготовление карандашей и большую часть времени проводил, сидя на высоком табурете. Скуку помогал разогнать старенький радиоприемник со сломанным колесиком. Этот товарищ с металлическим голосом с утра до вечера выплевывал ему в уши передачи «Франс Интер».

* * *

А вы заметили, что у нас на Западе в одежде остается все меньше красок? Почему наши платяные шкафы завоевала мода на черно-белое? Возможно, началось все это в Англии в 1860 году. Эдуард VII, тогда еще принц Уэльский, обожал курить сигары, но его жене не нравилось, как пахнет его насквозь прокуренная одежда. И тогда он попросил портного сшить ему специальный костюм, в котором он мог бы играть в карты и курить в своем лондонском клубе. Так и появился смокинг, который вскоре стали носить все английские аристократы. Какая смелость для той эпохи – одеваться в те же цвета, что и прислуга! Этот пингвиний наряд быстро пересек Атлантический океан, и к концу XIX века новой моде следовал весь Нью-Йорк. На светских вечеринках и благотворительных балах смокинг стал обязательным для мужчин; в наши дни он необходим каждому, кто удостоится чести подняться по лестнице Каннского фестиваля. Вспомните Джеймса Бонда, самого элегантного мужчину на свете, – нет ни одного фильма, где он не блеснул бы в своем знаменитом смокинге. А теперь посмотрите, во что одеваются наши великие кутюрье, служители моды. Все, от Карла Лагерфельда до Марка Джейкобса и Шанталь Томас, носят черное или черное с белым. Даже Жан-Поль Готье сменил свою тельняшку на черный костюм с черным галстуком.

А что же женщины? После Первой мировой войны многие из них носили траур по погибшим мужьям, но в женской моде бал правили яркие наряды от Поля Пуаре. До тех пор, пока Коко Шанель не создала свое знаменитое маленькое черное платье, появившееся на обложке Vogue в 1926 году. Разумеется, этот цвет вызвал всеобщее негодование, но дамам, жаждавшим раскрепощения, он пришелся по вкусу. Позже прекрасными заступницами маленьких черных платьев стали в том числе Одри Хепберн и Катрин Денёв. А для Карла Лагерфельда это по-прежнему «основа основ стиля».

Прибавьте к этому влияние на гардероб обоих полов многих распространенных явлений моды, таких как черные куртки мотоциклистов, гоняющих на «Харли-Дэвидсонах», или Sex Pistols с их «No Future»[1]. Дорогие радиослушатели, неужели наше общество видит будущее в черном цвете?

До встречи через неделю.

Сильвия, продюсер передачи, прикоснулась к ее плечу – это означало, что микрофон выключен.

– Черное символизирует «No Future»? – переспросила Сильвия. – Ужас какой.

– Я бы очень обрадовалась, если бы эта угроза убедила людей начать одеваться чуть ярче, – сказала Шарлотта, снова включая свой BlackBerry.

Сильвии было ровно тридцать. Так она решила лет пятнадцать назад, поручив шприцам с ботоксом отражать атаки времени. В день, когда Шарлотта попросила разрешения прикоснуться к ее лицу, ей стоило огромного труда не скривиться. Черты у нее были правильные, и все же это лицо под толстым слоем тонального крема показалось Шарлотте уродливым. «Ты прекрасна», – соврала она, чтобы не огорчать Сильвию.

Ориентируясь по звуковым сигналам, Шарлотта быстро сумела вывести на экран своего BlackBerry фотографии, которые вчера отщелкала наугад. Почти все кадры были неудачными, но на одном снимке Артюр с банкой пива в руке получился отлично.

– Я это снимала из своего окна. Что ты видишь?

– Соседа, который на тебя уставился.

– Какой он из себя?

– Порочный и сексуальный, – объяснила продюсерша, и в ее голубых глазах загорелись огоньки. – Должно быть, другая соседка, которой не нравится, когда на нее глазеют, врезала головой ему по носу. Просто восторг…

– Я же чувствовала, что там кто-то есть! – взорвалась Шарлотта.

– У тебя глаза на затылке, и куда более зоркие, чем у всех нас!

– Не более чем у любого, кто прислушивается к своим предчувствиям, – ответила она, поправляя светло-зеленые очки.

Шарлотта Да-Фонсека принадлежала к числу крупнейших экспертов по цвету, хотя начала заниматься им попросту назло судьбе. Когда она заканчивала университет по специальности «Нейробиология», ее научный руководитель, которого она терпеть не могла, спросил, какую тему она выбрала бы для будущей диссертации.

– Цвет, – ни на миг не задумавшись, ответила она.

– Вы шутите? – удивился тот.

– И не думаю, – мягко и с милой улыбкой возразила Шарлотта. – Вы не хуже меня знаете, что цвет – всего лишь иллюзия. Что он, как говорит Мишель Пастуро, существует, лишь пока мы на него смотрим. На земле не найти двух людей, которые видели бы цвета совершенно одинаково. Лично я не способна поддаться этой иллюзии, а значит, мне повезло, и я, в отличие от вас, могу судить со стороны.

Преподаватель наконец разглядел в слепой красотке, которая ходила с собакой-поводырем, блестящий ум. Он помогал ей и всячески ее поддерживал. Три года спустя Шарлотту приняли в Национальный центр научных исследований, и сразу на высокую должность ведущего научного сотрудника. Еще через несколько месяцев Мехди Ток, главный редактор «Франс Интер», прослышав о необычной специалистке, предложил ей работу. Канал задумал цикл популярных передач о последних научных открытиях в области цвета. Каждый выпуск следовало приправить занятными историческими анекдотами, столь обожаемыми широкой публикой. Шарлотта согласилась с одним условием: радио не будет использовать ее физический недостаток как рекламный ход. Спустя месяц испытательного срока выяснилось, что у ее подкастов больше всего подписчиков.