Наше дело - табак - Илья Рясной

Через несколько минут убийцы уже сдирали шапочки и переодевали куртки в машине.

— То, что ты урод, тебе в детстве не говорили? — грубо бросил Кабан.

— Ну ты чего? — обиделся атлет.

— Ты бы с ним еще о погоде поговорил.

— Ну как-то так получилось, — оправдывался атлет.

— Не можешь в человека шмальнуть без того, чтобы с ним лясы поточить?

— Да как-то…

— Чмо ты позорное!.. Наше дело маленькое — пришел, увидел, завалил… А тебе бы базар наводить. — Кабан сдернул машину с места. — Наказать бы тебя… Да ладно, живи.

— Слышь, это… — Худощавый сглотнул комок в горле. — Ну, не повторится больше.

— Знаю… — Лицо Кабана вдруг перекосила нервная судорога, которую очень отдаленно можно было принять за улыбку. — А все-таки загасили мы его, гниду! Загасили!

В этом возгласе было ликование победы. С таким же ликованием в древние времена сдирали с врагов скальпы или отрезали головы, чтобы привязать к седлу. Да, для Кабана это была не первая голова врага… И не последняя…

Одно дело слышать о каких-то стихийных бедствиях, даже смотреть их по телевизору, и совсем другое — ощутить на собственной шкуре. А для российских моряков пострашнее штормов, ураганов и тайфунов была сплоченная боевая команда Александра Ана по кличке Кореец.

Из двадцати возвращающихся в родные края членов команды тунцеловного судна «Север» еще ни один не попадал в крепкие дружеские объятия подручных Корейца, а потому морские волки воспринимали россказни об этом процветающем бизнесе как вещь хоть и вполне вероятную, но к ним лично не относящуюся. Да, доходили слухи, что комитет по встрече ждет нередко мариманов прямо у трапа самолета. Но когда «А-300», следовавший из испанского Санта-Круса, застыл на бетоне варшавского аэропорта, выяснилось, что там все тихо. В здании аэропорта из встречающих был только представитель Полесской базы тралового флота. Он в темпе порешал с экипажем вопросы, проводил людей в автобус и как-то поспешно распрощался.

— До дома, до хаты, — воскликнул довольный старший механик, забрасывая свои пожитки в багажник «Икаруса», который должен был доставить мариманов из Варшавы в Полесск. Оттуда, получив деньги, уладив дела, связанные с множеством разных выплат и льгот, команда «Севера» разлетится по всей России, и члены ее будут ждать очередного рейса, скорее всего на другом судне и неизвестно под каким флагом.

— Еще не доехали, — буркнул вечно ворчащий здоровяк боцман.

— Доедем, — заверил старший механик. И оказался не совсем прав… Тормознули их в полусотне километров от Варшавы. Белый облупившийся фургончик и зеленый «Москвич» просто перекрыли дорогу, а когда «Икарус» остановился, в салон тяжело, так что автобус качнуло, протопали двое «гиппопотамов» явно кавказской наружности.

— Гамарджоба, генацвале, — радушно улыбнулся один. — С приездом.

— Давно ждем. — Второй поглаживал толстыми пальцами ствол чешского пистолета-пулемета «скорпион» — одной из излюбленных машинок киллеров на постсоветском пространстве и в странах бывшего социалистического лагеря.

— Мужики, вы нас с кем-то спутали, — завопил старший механик, прикидывающий, холодея внутри, найдут эти бандюги или нет доллары, пришитые к брючине. — Мы не челночники.

— Кто такой челночник? Зачем нам какой-то барыга? — обиделся главный «гиппопотам». — Я моряк люблю. Посидеть, разговор про море говорить. Вина выпить. — Улыбка на его жирном, с крупными чертами лице (самой крупной чертой был истинно кавказский шнобель) становилась все шире. — В гости приглашаю… Трогай, братишка, вон за той машиной, — велел он перепуганному водителю, кивая на начавший движение фургон.

— Да вы чего, охренели?! — возмутился молодой и горячий матросик.

— Зачем кричишь? — удивился «гиппопотам». — Будешь кричать — стрелять буду. Убивать буду. Ты мой гость. Не хочу гостя убивать, — изложил просто и доходчиво он свои намерения, передергивая затвор «скорпиона» и целясь в лоб вдруг сразу как-то обмякшему и растерявшему боевой задор матросику. — Ничего плохого не будет. Стол накрыт. Ужин готов.

…"Гиппопотам" не обманул. Действительно, стол был накрыт в ресторанчике на первом этаже двухэтажной гостиницы, затерявшейся на таком отшибе, что вокруг в пределах видимости ни одного дома не было — одни поля, полоска леса да уходящие вдаль, напоминающие динозавров опоры высоковольтной линии элекгропередач — части некогда единой энергетической системы СЭВ. Длинный банкетный стол украшала обильная закуска, водки — залейся, Хлебосольство тут царило не польское, а русское, ближе к грузинскому. Впрочем, и самих поляков здесь не было. Одни русские, кавказские и прибалтийские морды, лучащиеся доброжелательностью, совсем как бультерьеры, которым пока сказали не кушать дядю, а немного подождать. Мариманов провели к столу.

— Да не хочу я жрать! — бузил все тот же горячий матросик.

— Тогда просто так посидишь, — сказал «гиппопотам». — Послушаешь, что люди умные скажут… И не испытывай мой нерв. Он тонкий…

Два светловолосых битюга, похожие на прибалтов, с набитыми по-каратистски кулаками заняли позиции в креслах у входа, демонстративно держа оружие на коленях, еще парочка дежурила в машине. За стол присел один из «гиппопотамов». После этого в ресторанчик зашел седовласый, приятной наружности, с загадочной тонкогубой улыбкой человек в добротном костюме. Его внешность слегка портили обильные татуировки на руках, говорившие о том, что прошлое у него было бурным и с уголовным кодексом седой имел серьезные разногласия.

— Рад приветствовать героев, — насмешливо произнес он и поднял поднесенную «гиппопотамом» рюмку с кристально чистой московской водкой. — За ваше возвращение.

— Э, — кто-то попробовал начать базар.

— У нас хозяев не обижают, — укоризненно покачал головой седой. Опрокинув стопку, он крякнул с удовольствием, оглядел, прищурившись, присутствующих.

— Гадом буду, отравленная, — вздохнул боцман, но стопку без задержек отправил по назначению.

— Итак, господа, уже по культурному обращению вы можете судить, что попали не в лапы к каким-то отмороженным, чура не знающим бандюгам. А попали вы в гости к людям приличным… Мы не бандиты, а бизнесмены. И я без эмоций, по-деловому хочу обсудить с вами условия вашего спокойного возвращения на родину.

— Какие такие условия? — возмутился старший механик, про себя покрывая матюгами капитана судна и старшего помощника, которые, видимо, не понаслышке зная, чем дело закончится, дунули домой через Барселону и Москву.

— Условия справедливые и необременительные. — Речь у седого текла гладко. Заметно было, что говорил он такое не в первый раз и роль ему эта по душе. — На ваши трудовые заработки никто не покушается. Но есть мудрое и верное по жизни слово — делись. Делиться придется… По полторы тысячи долларов с каждого — это по-божески.