Джентльмен с Медвежьей речки - Роберт Говард

Сердце у меня провалилось прямо в мокасины, когда мы, приблизились к группе ольховых деревьев – месту нашей последней ссоры. Мне кажется, она немного перебрала, описывая элегантность мистера Вилкинсона, но с другой стороны, как могла девушка, выросшая в нашей глуши, устоять перед трехцветной рубашкой и позолоченными шпорами? С ее слов выходило, что он и впрямь богач да к тому же красавчик. Свои шансы на успех я оценивал весьма критически. Практически все, что я имел из одежды, находилось в данный момент на мне; я в глаза не видел рубашки, купленной в магазине, и уж, конечно, не имел такой даже на праздник. Я никак не мог решить, что мне делать: грохнуться ли на тропу и завыть кугуаром или же отправиться домой за ружьем и прихлопнуть мистера Вилкинсона, пока тот не успел натворить черных дел.

И вот, пока я так раздумывал, на тропинке вдруг снова показалась Глория. Она неслась очертя голову, глаза выпучены, рот приоткрыт в испуге.

– Брекенридж! – выпалила она. – Ой, Брекенридж! Я, кажется, попалась!

– Ты это о чем? – спрашиваю.

– Представляешь? – затараторила она. – Оказывается, этот ковбой, мистер Вилкинсон, положил на меня глаз, как только вошел к нам в дом, хотя я не давала ему ни малейшего повода. Но ты так разозлил меня, что, прибежав домой, я сразу направилась к нему и говорю: Мистер Вилкинсон, вы думаете когда-нибудь жениться? А он в ответ заграбастал мою руку в свою лапу и нахально так говорит: Крошка, я не перестаю об этом мечтать с тех пор, как, проезжая на лошади мимо, увидел, как ловко ты колешь дрова. Я, в общем, для того сюда и приехал. Я была до того ошарашена, что не сразу нашлась, что ответить, и не успела открыть рот, как они с папашей уже договорились о свадьбе!

– А, черт! – не удержался я.

– Я не хочу замуж за мистера Вилкинсона! – запричитала Глория. – Я его и не люблю вовсе! Он вскружил мне голову своей полосатой рубашкой и вычурными манерами! О Боже, что мне делать? Все равно ведь отец заставит меня.

– Ну уж нет, пусть оближется! – я разошелся не на шутку. – Какой-то полосатый сукин сын является сюда и запросто уводит мою девчонку? Да никогда! Он еще не уехал?

– Они теперь спорят о размерах выкупа, – отвечает мне Глория. – Папаша считает, что мистер Вилкинсон должен отвалить ему сто долларов, а тот вместо денег предлагает свой винчестер. Только будь осторожен, Брекенридж! Папаша тебя недолюбливает, а у этого хлыща глаза больно хитрющие и ножны, как видно, не пустые.

– Не волнуйся, – успокоил я ее. – Я буду вести себя как заправский джентльмен. – Затем вскочил на Александра, поднял Глорию и, усадив за спиной, всадил пятки в бока своего скакуна.

Еще футов за сто от дома я заметил красивую белую лошадь, привязанную к коновязи рядом с дверью. Седло с уздечкой и вправду были великолепны, и серебряные пряжки ослепительно сверкали на солнце.

Мы спешились. Я привязал Александра к коновязи, а Глорию спрятал за дубом – она не боялась никого на свете, кроме отца. Но тот и взаправду один стоил всех злодеев мира.

– Будь осторожен, Брекенридж, – снова попросила она. – Постарайся их не раздражать. Побольше вежливости и такта!

Я пообещал. Возле дома я слышал стук, доносившийс из кухни, – похоже, миссис Макгроу с остальными дочерьми готовила обед. А из передней раздавался громкий голос старика Макгроу.

– Этого мало! – грохотал он. – Я сам могу купить винчестер за десять долларов. Послушайте, Вилкинсон, за такую девушку, как Глория, это слишком дешево. У меня сердце разрывается от боли при одной мысли, что однажды она покинет меня навсегда, и ничто, кроме зелененьких долларов, не сможет залечить мне раны.

– Винчестер и пять долларов в придачу, – ответил грубый голос, должно быть, мистера Вилкинсона. – Ружье прекрасно стреляет и к тому же совсем новое. В этих краях такого ни у кого больше нет.

Старика Макгроу обуяла жадность.

– Ну ладно, – начал было он нехотя соглашаться, и в этот момент я толкнул дверь и вошел, нагнув голову, чтобы не зацепить притолоку.

Старик Макгроу сидел, развалясь на стуле и поглаживая черную бороду. За его спиной стояли долговязые сыновья Джой, Билл и Джон, которые таращили глаза на происходящее, а чуть в стороне, на скамеечке возле холодного камина, расположился во всей красе и сам мистер Вилкинсон. От неожиданности я даже моргнул несколько раз. И было от чего! За всю свою жизнь не встречал подобного великолепия! Глория говорила сущую правду: здесь была и сногсшибательная белая шляпа, перевязанная кожаной ленточкой, и сапоги с позолоченными шпорами, и уже известная рубашка! – вся в широких красных, желтых и зеленых полосках. На правом боку ковбоя висела кобура из лоснящейся, гладкой черной кожи, а из нее выглядывала инкрустированная жемчугом рукоятка кольта сорок пятого калибра. Судя по загорелым рукам, он презирал перчатки. Глаза, чернее самой черной ночи, сверлили меня тяжелым взглядом.

Я был тогда еще очень молод и под прицелом этих глаз чувствовал себя довольно неловко. Наконец, собравшись с мыслями, пробормотал весьма учтиво:

– Доброе утро, мистер Макгроу.

– Это что еще за медвежонок? – подозрительно осведомился мистер Вилкинсон.

– Проваливай отсюда, Элкинс, – посоветовал мне папаша Макгроу. – Мы обсуждаем семейные дела. Шагай!

– Знаю я, что за дела вы тут проворачиваете, – ответил я резко. Но, вспомнив наставлени Глории, с дипломатической вежливостью добавил: – Я пришел сказать, что этой свадьбе не бывать! Глория не собирается выходить замуж за мистера Вилкинсона. Она хочет стать моей женой, и, клянусь, любому, кто осмелится встать между нами, лучше бы повстречаться с кугуаром или гризли, чем со мной!

– Что такое? – зловеще протянул мистер Вилкинсон, медленно вставая со скамьи и принимая позу кугуара, изготовившегося к прыжку.

– Пошел вон! – заорал папаша Макгроу, вскакивая со стула и хватаясь за кочергу. – Как я поступлю со своей дочерью, тебя не касается! Мистер Вилкинсон дает мне за нее превосходный винчестер и пять долларов наличными! А что можешь предложить мне ты? Кто ты такой – гора безмозглых мускулов и только-то!

– Смотри, не продешеви, старый скряга, – сказал я в запальчивости, помня, однако, о хорошем тоне. Оскорблять его не имело смысла; к тому же, несмотря на гадости в мой адрес, я был решительно настроен довести разговор до конца. Итак, я продолжал: – Тому, кто готов продать собственную дочь за ружье и пять долларов, следует поостеречься будущих родственников. Попробуй выдать Глорию за мистера Вилкинсона и увидишь, что ничего, кроме неприятностей, тебе это не принесет.

– Да как ты… – захлебнулся яростью старик и замахнулся на меня кочергой. – Если сейчас же не заткнешься, я проломлю твой дурацкий череп, как орех! А мистер Вилкинсон как зарычит:

– Позвольте, дорогой тестюшка, я сам им займусь! У меня руки так и чешутся набить наглецу морду. Эй ты, лопоухий осел! Ты сам уберешься отсюда или предпочитаешь вылететь с треском?

– Чего же ты топчешься, полосатое брюхо, если такой сильный? – учтиво так возразил я ему на манер придворного щеголя, а он в ответ заревел, как медведь, и схватился за кольт; да только я оказался проворнее, и не успел он нащупать курок, как выстрелом выбил кольт из его руки вместе с отстреленным пальцем.