Чёрный дым - Ирина Якубова

кухню. Он выхватил нож из посудного шкафчика. Сейчас ему предстоит сделать дочери трахеотомию! Чёрт! Попался нож с зубчиками! Он схватил другой нож, который как назло оказался тупым… Яранский судорожно метался по кухне, вспоминая, где лежит точилка для ножа. Наконец он её извлёк из другого шкафчика, и с двумя этими инструментами влетел в зал и застыл над бездыханным телом дочери. Яранский не понимал, сколько прошло секунд или минут, пока он возился в поисках ножа, но теперь Анжела больше не производила попыток вдыхать воздух, и руки её безвольно лежали вдоль тела. Яранский знал, что искусственное дыхание делать бессмысленно в этой ситуации, и, стоя над Анжелой, стал с силой точить нож о точильный брусок. Ужасное зрелище со стороны. И нелепое. Сейчас ему предстоит вонзить нож в горло своей дочери. Ради спасения. И вот, он готов. Вроде бы. Мысли путаются у него в голове, а рука с ножом трясётся всё сильнее, прям ходуном ходит. Левой рукой он коснулся шеи дочери, и ощутил, что кожа стала какой-то твёрдой и синюшной. Он посмотрел на лицо. По телу Яранского пробежал холодок. Он выронил нож и затрясся в рыданиях. Он понял: Анжела умерла. Она задохнулась. Он не смог её спасти. Яранский уткнулся лицом в грудь своей единственной дочери и прижался к ней так сильно, как только смог. Потом он стал трясти Анжелу и приговаривать: "Миленькая, Солнышко моё! Доча! Ты не можешь так! Проснись, Ангелочек мой родной! Проснись! Подумай о маме, как мы без тебя? Родная… Очнись же!"

Через час Яранский впал в ступор. Он сидел на полу радом с телом дочери и внимательно разглядывал белые горошины на красной Анжелиной юбке, которую она сама себе сшила совсем недавно. Потом он стал их пересчитывать. Потом его взгляд заскользил по голой дочкиной ноге и дошёл до стопы. Потом до нежных пальчиков и до аккуратных маленьких ноготков, которые приобрели фиолетовый оттенок. Он вспомнил её маленькой новорождённой девочкой, которую можно было взять на ручки и обнять всю целиком. Сейчас ему захотелось так же вот схватить её на руки, прижать к себе, укачать как малышку, а потом целовать и гладить всю всю всю… А что он скажет жене? Эта страшная мысль свербила его мозг и вгоняла в панику. Лариса не перенесёт этого. Он даже мысли не допускал позвонить ей и сообщить. Ждал и представлял, как она приходит домой и видит… Ужас. Он боялся, что сегодня же может потерять и жену… Она не выдержит такого удара. Внезапно в поле зрения Яранского попала книга, которая валялась рядом с креслом обложкой кверху. И тут в голову остриём вонзилась дикая мысль. А что если… Терять-то нечего! Да! Он попробует! Где-то в середине книги, как он вспомнил, был описан какой-то древний ритуал, с помощью которого жрецы могли оживлять мёртвых. Книга, конечно, была наполовину художественная, но всё, что в ней было написано – это ведь записки учёного, который участвовал в раскопках в пустыне, в городе мёртвых в девятнадцатом веке. Он изучал и расшифровывал древние манускрипты, какие-то надписи на гробницах. Этот учёный-египтолог реально существовал. Вдруг, это правда? Яранский схватил книгу и нетерпеливо стал перелистывать в поисках нужной страницы. Нашёл.

Безутешный отец перенёс отяжелевшее тело дочери на диван. Расправил аккуратно смятую одежду, расчесал длинные светло-русые волосы. Платком, смоченным в тёплой воде, протёр кожу дочки (так надо было сделать согласно инструкции). Затем занавесил плотно шторы в зале. После этого нашёл в холодильнике свечу, поставил её в чашечке в изголовье дивана и зажёг. В комнате был полумрак, но сквозь плотные коричневые шторы всё же пробивался свет яркого полуденного солнца, отчего освещение здесь было мягким, тёмно-бежевым, а лицо Анжелы, озарённое бликами от пламени свечи, вырисовывалось овальным золотистым пятном с чётким ровным контуром. Когда всё было готово, Яранский отключил мобильник. Затем встал на колени над телом дочки в аккурат на уровне груди, раскрыл книгу на нужной странице и приступил к методичному распеванию нескольких комбинаций звуков : "ом- м- м", "омра- ом- м- м", "оум- оум- оум- м- м". Звуки повторялись многократно в разной последовательности. Яранский всё пел и пел их в полном исступлении, почти впал в транс. А на задворках сознания вертелась одна лишь мысль : "Я сошёл с ума от горя". Он понимал, что выглядит и ведёт себя как идиот. Минут через пятнадцать ритуал был окончен, и Яранский в изнеможении выпустил книгу из рук и уткнулся лицом в белокурые Анжелины локоны, шёлковыми лентами спадающие на подушку. Он беззвучно заплакал и почувствовал, как безысходность наполнила всё его существо. Внезапно краем глаза Яранский заметил какое-то непонятное свечение в области головы дочери. Оно было едва уловимо. Мурашки побежали по его коже, не то от страха, не то от неожиданности. Он уставился на лицо Анжелы, широко раскрыв глаза и застыв от изумления. Тонкий молочного цвета луч протянулся от потолка до макушки девушки, и, приглядевшись внимательнее, Яранский увидел, что луч, диаметром не больше двух сантиметров образован множеством мельчайших светящихся капелек, которые упорядоченно и быстро двигались в направлении головы Анжелы. "Будто эритроциты бегут по артерии, только белые", – подумал Яранский. Через минуту луч стал тоненьким, с нитку. А потом и вовсе исчез. Доктор стал интенсивно тереть глаза, так как совершенно им не верил. И вдруг Анжела задышала. Да-да! Ему не показалось! Грудь девушки стала ритмично вздыматься сперва совсем незаметно, а вскоре сильно, как у живого человека! Яранский приложил руку к шее дочери и нащупал пульс на сонной артерии. Пульс был! Она ожила.

– Доченька… Доча… – шёпотом позвал Яранский. Он коснулся её руки – она была тёплой и мягкой. Он взял её руку и ладонью приложил к своей щеке. Поцеловал и снова позвал:

– Ангелочек мой… Просыпайся скорей… Анжела…

Девушка открыла глаза и затуманенным взором посмотрела в глаза Яранского, который навис над её лицом.

– Пап, я… Что случилось? – произнесла Анжела еле слышно и закашлялась.

– Боже, как ты меня напугала, милая моя! Ты отключилась. Потеряла сознание. – Яранский незаметно приблизился к изголовью дивана и молниеносно пальцами затушил пламя свечи и незаметно сунул чашечку с огарком под диван. Анжела неподвижно лежала и дышала полной грудью. И молчала. А Яранского понесло:

– Доченька! Ты верно с ума сошла, выпила какую-то таблетку, чёрт бы её побрал, и тебе плохо стало. Я уже хотел "скорую" вызывать. А потом подумал: "Вот я дурак, я ж сам "скорая!"" Я тебе укольчик сделал, всё