Пелко и волки - Мария Семенова

На шаг вперёд всех подались непреклонные словенские удальцы:эти первыми подняли мечи за обиду своего князя Вадима, не потерпеличужеплеменника рядом с ним на ладожском столе… Этих не сдвинешь ничем, ауворачиваться они непривычны – грудью примут смертный удар и ещё призадумаются:упасть или повременить! Всяк из них держал наготове широкое копье и узорчатыймеч, какой редко увидишь у простого ратника, оторванного немирьем от пашни илиремесла… А за ними, за крепкими вязовыми щитами, приготовили натянутые лукиотчаянные меряне. Вот у кого глаза отточены охотой до светлого блеска, непромахнутся, ловя малую щелочку меж пластинами брони, мелькнувшую открытую шею…Князь бесстрашно выехал к ним без шлема, зная: начнись вдруг стрельба, непощадят.

Хорошее войско и храброе безмерно, жаль, числом больноневелико. И видно, что спаялось оно понемногу из всех полков, поднятых Вадимомна великую битву. Стояло даже четверо мореходов из Северных Стран, тех, когобеглый князь кликнул-таки на подмогу, не поскупясь на посулы и серебро… Их,воинов прирожденных, ни в каком сражении из виду не потеряешь. Князь Рюрик смолодых лет знал этот народ: уже начнут победители собирать пленных истаскивать с убитых врагов оружие и порты, а четыре клепаных шлема снаглазниками ещё долго будут выситься посреди поля, и вокруг них схваткаотбушует не скоро.

…Так никого и не высмотрел зоркий князь и, делать нечего,обратился сразу ко всем:

– Поздорову ли, вои?

Те отозвались нестройно, и он спросил:

– А что, люди, может, миром покончим?

Он чисто говорил по-словенски: речь варяжская словенскойблизка. А князь, на то он и князь, чтобы всякий слышал, когда говорит. И спервабыло тихо, но потом кто-то крикнул с последней удалью презревшего смерть:

– Не знаем тебя!..

Дерзкого не остановили: знать, судьбы не обскачешь. Князьвыждал ещё немного, потом повернул коня, бросил хмуро:

– Быть сече.

А быть сече – значит, не миновать поединка. Выйдут двое ипервые попотчуют друг друга ратным вином, на мечах или так просто, оголившисьпо пояс и вооружась только силой собственных рук… Кто примет на себя страшнуючесть и положит требу Перуну, привлекая к своему вождю бранное счастье, или самляжет на опечаленную землю и уж не увидит ни поражения, ни победы?

Вот шелохнулись склоненные копья Вадимовых людей, выпустилинеробкого малого в кожаной, прошитой железными заклепками броне. Вышел,оглянулся, сказал что-то друзьям, те засмеялись. А не избирается на поединокпервый, кто вздумает; такие у любого князя в дружине наперечет, возьмешьсяломать – сам смотри не сломайся! Простые гридни что камни, поединщики – твердыйкремень… Князь Рюрик повернулся в седле, поискал глазами среди своих и позвал:

– Ратша!

Ратша вышел на княжеский зов с той ленивой неспешностью,которая человека понимающего неизменно пугает больше всего. И то сказать – ухраброго парня разом выбелило скулы, когда увидел, на кого напоролся. Ратша,скиталец приблудный, трёх лет ещё не провел у Рюрика в дружине и ни с кем вродеособо не ссорился, но славили его – хуже не выдумаешь. Звали в глаза РатшейРатшиничем, а за глаза – Ратшей-оборотнем. Кто первый дал ему это прозвание иза что, с собой принёс или уже в Ладоге наградили, люди не помнили.Поговаривали, что его мать была некогда отдана для ублажения лютого волка,тревожившего скот. Пусть, рассудили старейшины, зверюшка съедучий отпразднуетсвадебку, утешится с красавицей женой и перестанет резать коров! Отведённая влес и привязанная к дереву, пригожая девка как-то спаслась и потом родила сына:были у того сына зеленоватые неласковые глаза и волосы не тёмные, не светлые –цвета железа, волчьего цвета!

По-прежнему неспешно вышел он на середину поляны:широкоплечий, перехваченный по тусклой кольчуге серебряным поясом. Без шлема –на что, мол, уж будто без него не управлюсь! Остановился, и длинные пепельныеусы шевельнулись в улыбке:

– Смерти ищешь?

А рука с мечом, пока что книзу опущенная, внятно добавила:ну так будет тебе смерть… Парень не дрогнул, не отступил перед ним, толькосглотнул. Понимал, верно, что против Ратши не устоит, но срамиться не пожелал.И прошелестел над Вадимовыми людьми тихий, сквозь зубы, сдавленный стон. Жалелистарые воины о молодом, жалел каждый, что не сам вышел вперёд.

– Ну бей, – сказал Ратша. – Если смелыйтакой… Тот ударил без промедления. Ратша поймал его меч, и усмешка пропала слица, брови сошлись. Ратша-оборотень спокойно и молча делал дело, в котором емуздесь не было равных. То мастерство, при котором всё вершится вроде бы само…Раз за разом он ловил меч парня и со скрежетом отшвыривал прочь. И без большойнатуги заставлял соперника униженно пятиться, понемногу поворачивая его лицомпротив яркого осеннего солнца. И когда тот заморгал, мучительно щурясь, мечРатши наискось располосовал на нём плотную кожаную броню, разорвал парню горло.Молодой воин захлебнулся кровью и рухнул, не вскрикнув.

Следившие за поединком вздохнули, стали поправлять оружие,переговариваться. Мог бы Ратша не убивать храброго малого, ранил бы да оттащилв полон, вся-то недолга, а честь едва ли не большая… Но уж в этом никто ему несоветчик. Сам превозмог, сам и волен: вязать или решить!

Потом княжьи подняли мечи и тяжело пошли на тех, других,заслонившихся щитами посреди круглой поляны. Словене против словен,стрелки-меряне против мерян – и любой точно так же перешибет стрелой волосинку,снимет красную шишку с самой высокой елки в лесу. Другая половина Ладоги, давноуже порешившая: кто лучшая защита городу и Земле, тому ими и володеть!

Могли бы они просто закидать сгрудившихся стрелами, а инемного понадобилось бы стрел! Так сделали бы, застав разбойника на добыче, разбойникууважения нет. Ныне враг иной, и честь ему иная…

А немногочисленные Вадимовы люди выстроились искусно:подходи первый, кто не боится! Тут-то Ратша-оборотень отличился опять.Разбежавшись, взвился в стремительном прыжке едва не выше голов! Только стрелызнай втыкались во вскинутый щит. Разом на два копья принять его не успели, одноже, выставленное навстречу, он перерубил на лету. И пал коленями на грудькому-то из оборонявшихся. Покатился с ним по земле… А следом, по нему, черезнего, уже врывались побратимы, рубили налево и направо, перенимали победу…

Ладожский князь смотрел на всё это из-под стяга, крепкойдесницей смиряя рывшего землю коня. Не ему, вождю, помогать рубить обреченных.Отражалась в зрачках почервоневшая поляна и отряд смельчаков, быстро таявший внеравном бою. Князь глядел сумрачно, не радуясь победе. А чему радоваться? Вотзамирить бы их да вернуть в Ладогу, его, Рюрика, руку держать…

Когда всё кончилось, князь опять подозвал к себе Ратшу. Тотподъехал весёлый, на злом боевом жеребце: рассечённый подбородок в крови, леваярука, попорченная в битве, небрежно замотана… Рюрик сам надел ему на шеюплетеную серебряную гривну: