Уилл Грейсон, Уилл Грейсон - Джон Майкл Грин

– Формулировка «с прекрасным полом» тоже не говорит в твою пользу, – подает голос Джейн.

Тайни ржет.

– Нет, а если серьезно, – продолжаю я, – у меня же вечные проблемы из-за этого.

Тайни в кои-то веки смотрит на меня серьезно и слегка кивает.

– Хотя, кстати сказать, – замечает Гэри, – Уилл Грейсон – далеко не самый страшный вариант.

– Да, бывало и похуже, – соглашаюсь я.

Тайни, хохоча, в балетном пируэте выпрыгивает на середину коридора и орет:

– Дорогие жители мира, я воспылал страстью вовсе не к Уиллу Грейсону. При этом, дорогие мои, вам следует знать и кое-что еще. – И тут он начинает петь, словно записной исполнитель с Бродвея, диапазон баритона Тайни такой же широкий, как и его талия. – Нет мне жизни без него!

Раздаются смех, радостные вопли и аплодисменты, и под серенаду Тайни я ухожу на английский. Топать и без того далеко, а когда останавливают по пути и интересуются, как мне анал с Тайни Купером и как удается найти «крошечный член-карандашик» под Куперовым брюхом, выходит еще дольше. Реагирую я на это как обычно – смотрю в пол и поспешно шагаю вперед. Я понимаю, что народ шутит. Понимаю, что взаимоотношения не обходятся без издевок. У Тайни-то всегда имеется какой-нибудь блестящий ответ наготове типа: «Для человека, который теоретически не хочет интима со мной, ты как-то многовато рассуждаешь о моем пенисе». Может, ему эта стратегия подходит, а мне нет. Мне подходит заткнуться. И следовать своим Правилам. В общем, я молчу в тряпочку, забиваю на всех и иду куда шел, и вскоре все это заканчивается.

Последнее, что я сказал значимого, содержалось в том драном письме в газету по поводу драного Тайни Купера и его драного права быть драной звездой нашей драной футбольной команды. Я совершенно не жалею о самом письме, лишь о том, что подписал его своим именем. Это оказалось явным нарушением правила «Помалкивай», и вот до чего оно довело: во вторник после обеда я сижу один и внимательно изучаю свои черные «конверсы».

Тем же вечером, вскоре после того как я заказал пиццу себе и родителям, которые – как обычно – допоздна задержались на работе в больнице, мне звонит Тайни Купер и быстро-быстро шепчет:

– Предположительно, сегодня в Убежище снова выступят «Ньютрал Милк Хоутел», рекламы вообще никакой нет, никто не в курсе, это офигеть, Грейсон, просто офигеть!

– Офигеть! – вторю ему я в полный голос. Одно можно сказать в пользу Тайни: если где-то намечается что-то крутое, он всегда узнает об этом первым.

К слову, я вообще не часто прихожу в восторг, но группа «Ньютрал Милк Хоутел» в некотором смысле всю мою жизнь перевернула. Они в 1998 году выпустили совершенно потрясный альбом «В самолете над морем», но с тех пор от них совсем ничего не было слышно, предположительно потому, что их вокалист живет теперь в пещере в Новой Зеландии. Но он, в любом случае, гений.

– Когда?

– Не в курсе. Только что услышал. Я еще Джейн позвоню. Она почти такая же фанатка, как и ты. Так, слушай. Слушай. Выдвигаемся в Убежище сейчас же.

– Уже выдвигаюсь – в буквальном смысле, – отвечаю я, открывая дверь гаража.

Из машины я звоню маме. И говорю, что «Ньютрал Милк Хоутел» выступают в Убежище.

– Кто? Что? Ты убежал? – Вместо ответа напеваю несколько строчек из их композиции, и до мамы доходит. – А, да, знакомая песня. Она есть в сборнике, который ты мне записывал.

– Ага, – подтверждаю я.

– Но к одиннадцати надо быть дома.

– Мам, это же событие исторического масштаба. А история не знает комендантского часа.

– К одиннадцати чтобы был дома.

– Ну ладно. Блин… – бурчу я, после чего ей приходится идти и вырезать у кого-то там раковую опухоль.

Тайни Купер живет в особняке, и у него самые богатые на свете родители. Мне кажется, никто из них не работает, но они так безобразно богаты, что он даже не в особняке живет, а во флигеле – один. И у него там, блин, аж три спальни и холодильник, который всегда забит пивом, и родаки его никогда не донимают, поэтому там можно зависнуть на весь день, играть в футбол на компе, потягивая «Миллер лайт», только вот Тайни видеоигры терпеть не может, а я не люблю пиво, так что мы, как правило, играем в дартс (у него мишень есть), слушаем музыку, болтаем и делаем уроки. Я только успел произнести букву «Т» из его имени, а он уже вылетает из комнаты в одном мокасине – второй держит в руке – с криком:

– Едем, Грейсон, давай-давай!

По пути туда все идет превосходно. На Шеридан почти нет заторов, я маневрирую, словно участник гонки «Инди-500», играет моя любимая песня НМХ – «Голландия, 1945», потом я выезжаю на Лейк-шор-драйв, волны озера Мичиган бьются о булыжники дорожной насыпи, окна приоткрыты, чтобы тачка оттаяла, и внутрь врывается бодрящий грязный холодный ветер – я просто обожаю запах города; Чикаго – это тошнотворная вода озера, сажа, пот и машинное масло, и мне все это до жути нравится, как и звучащая песня, и Тайни в свою очередь говорит: «Я ее обожаю», опускает зеркало и взъерошивает себе волосы, желая сделать прическу еще круче. Тут мне приходит в голову, что не только я увижу «Ньютрал Милк Хоутел», но и они меня, так что тоже бросаю единственный взгляд на собственное отражение в зеркале заднего вида. Рожа у меня какая-то чересчур квадратная, глаза слишком большие, как будто я постоянно чем-то удивлен, – но все нормально в том плане, что поправлять нечего.

Убежище – это захудалый бар, деревянная постройка, втиснутая между фабрикой и каким-то зданием министерства транспорта. Никаким стилем он похвастаться не может, тем не менее, даже несмотря на то, что сейчас всего семь, у входа собралась очередь. Мы с Тайни пристраиваемся в конец и ждем, когда нарисуются Гэри и, возможно, лесбиянка Джейн.

У нее под расстегнутой курткой оказывается футболка с треугольным вырезом и сделанной от руки надписью «Ньютрал Милк Хоутел». Джейн вошла в жизнь Тайни примерно тогда же, когда я из нее выпал, так что мы с ней друг друга едва знаем. Тем не менее я бы сказал, что на данный момент она в моем списке лучших друзей занимает четвертое место, и, по всей видимости, у нее хороший вкус в музыке.

Мы все стоим на улице возле Убежища, холод такой, что уже все лицо застыло, Джейн здоровается, даже не глядя на меня, я ей коротко отвечаю.

– Группа просто гениальная, – говорит она.

– Ага, – киваю я.

Пожалуй, это наш с Джейн самый длинный диалог за все время нашего знакомства. Я легонько тюкаю носком грязный, усыпанный гравием тротуар, вокруг моей ноги поднимается миниатюрное облачко пыли, после чего я сообщаю Джейн, что мне жутко нравится «Голландия, 1945».

– А я люблю их вещи посложнее. Полифонические, нойзовые.

Я лишь снова киваю в надежде, что это выглядит так, будто прекрасно знаю, что значит «полифонический».

Есть у Тайни одна особенность: совершенно невозможно прошептать что-либо ему на ухо, даже если ты довольно высокий, как, например, я, потому что этот гад просто квадратный, два с половиной на два с половиной метра, поэтому для начала надо постучать по его громадному плечу, потом типа кивнуть, намекнув ему, что тебе кое-что шепнуть надо, после чего он к тебе наклонится, а ты скажешь: