Волки белые - Олег Валецкий

Впрочем, в отличие от моих товарищей, меня возвращение домой вообще не интересовало, так как никаких особых обязательств в России я не имел. Зато чувствовал глубокую неудовлетворенность, так как, провалявшись после ранения месяц в больнице города Ужице (Сербия), а до этого пробыв на фронте всего один месяц, ветераном себя назвать никак не мог. Да и эту войну я еще как следует не распробовал и поэтому очень хотел принять участие в какой-либо большой военной операции.

Не стану упоминать о предварительных переговорах, предшествовавших моей миссии на войне в Югославии.

Я воевал в составе бригады, собранной из сербов Горажде.[2]Толкового порядка там я не увидел. Наш отряд почти все время проводил в горах, лишь изредка посещая свою базу в штабе бригады, большом сербском селе Семеч: после мы опять уходили в горы.

Мой отряд состоял из сербов, казаков из-под Ростова-на-Дону, добровольцев из Москвы, Саратова и прочих городов бывшего СССР, общей численностью до 35 человек. Большая часть нашего отряда прибыла организованно из Москвы, остальные присоединились в Вышеграде (это были 8 человек из Питера, приехавшие на 2 недели раньше). Несколько человек перешли к нам из предыдущих добровольческих отрядов: 2-го РДО,[3]ушедшего в район горного массива Маевица, и казачьего отряда, переставшего существовать в феврале 1993 года.

Мы попали в сложную ситуацию, так как положение в Вышеграде сильно изменилось с ноября 1992, когда здесь появился 2-й РДО. Тогда сербские власти ощущали потребность в обороне: противник свободно передвигался по горам, непосредственно расположенным над самим Вышеградом. Войск у местного командования было мало, и его главную силу составляла лишь «интервентная чета» (рота быстрого реагирования) под командованием местного парня Бобана Инджича, да и та — далеко не в полном составе. В этих условиях приходилось искать людей, умеющих владеть оружием и способных выполнять ответственные задачи, поэтому сюда приезжали не тоько отряды «специальной» милиции Сербии, но и добровольцы из Сербии и Черногории.

С одной из таких групп добровольцев мы познакомились сразу же по прибытии в Вышеград, они называли себя «скакавцы» (кузнечики).

В Республике Сербской и Республике Сербской Краине, которые являлись федерациями (а в некотором отношении, скорее, конфедерациями), местные власти были своего рода государством в государстве: даже порой самостоятельно определяли направление военных операций, разумеется, прежде всего, в интересах своих общин.

Всего за период с начала ноября по конец мая, в операциях под Вышеградом приняли участие около двухсот русских добровольцев. Действовали они в самое тяжелое для города время. Ведь части ЮНА[4]в лице Ужичкого корпуса, взявшего Вышеград 15 апреля 1992 года и уже почти захватившего Горажде, были в мае-июне возвращены в Сербию, и местные сербы оказались предоставлены сами себе — перед угрозой многочисленной группировки мусульман (почти двадцать тысяч человек). Опасность усиливало соседство с мусульманами из Санджака.

Впрочем, нельзя тут сербов представлять исключительно жертвами мусульман. Скорее, были они, прежде всего, жертвами собственной лени. Конечно, многие другие народы нынешнего мира могли в подобной ситуации проявить себя и хуже сербов, но оценивать кого-то по худшим примерам — все же дело неразумное. Между тем сербская власть нисколько не была озабочена моральным состоянием собственного народа: скорее, наоборот, подавала ему отрицательный пример, ввергнув страну в хаос беззакония и коррупции. Тут уж явно было не до «высоких материй». Стоит ли удивляться, что войска Республики Сербской, получившие значительную часть вооружения и техники ЮНА (несколько сотен танков, а также БТР и БМП, две-три тысячи орудий и минометов различных калибров), уже в начале войны терпели поражения от фактически партизанских отрядов мусульман, плохо организованных и еще хуже вооруженных (не хватало даже карабинов и патронов к ним). Хотя мусульманские отряды в некоторых районах зачастую действовали в полном окружении сербов.

Превосходство в вооружении сыграло отчасти и отрицательную роль, так как смелые и инициативные командиры в сербских войсках нужны не были, и все в свои руки взяла местная номенклатура, озабоченная, помимо вопросов собственного обогащения, выполнением парадоксального приказа сверху, то есть из Белграда, — «ни шагу вперед».

Почему поступил такой приказ осенью 1992 года? Почему остановили все крупные наступательные операции сербских войск? Был вопрос к дипломатам и политикам, в том числе — международного уровня. Однако было ясно, что сербы, не желая вести большие наступательные операции, часто оказывались не в состоянии проводить и малые.

Зато с большим энтузиазмом местная власть стала поощрять этнические чистки, проводившиеся как раз номенклатурным аппаратом под руководством из Белграда. Почему так произошло — вопрос не для этой работы, но сводить все дело к мести за гражданскую войну, шедшую в 1941–1945 годах, нельзя. Конечно, любое государство имеет право поступать так, как считает нужным, но тогда нужно уметь предвидеть последствия. Какие бы мусульмане ни были, а на арабов они точно не походили: иные наши добровольцы удивлялись, впервые увидев светловолосых пленных мусульман. Но если только в том же Вышеграде перебили весной-летом 1992 года свыше тысячи мусульман, причем как раз гражданских (в том числе женщин и детей), то как-то нелогично ожидать, что по соседству мусульмане в Горажде, Сребренице и Жепе не будут сопротивляться. К тому же трупы частенько выплывали по течению реки Дрины недалеко от Сребреницы и Жепы, и удивляться тому, что оттуда сербы были выгнаны, нельзя. Удивляться можно было лишь той недобросовестности, которую проявили сербы в отношении к военному делу, словно не они, а кто-то другой находился в состоянии войны

Сформировавшаяся сербская Горажданская бригада имела в составе человек триста, а Вышеградская бригада была раза в три больше. В Руде также сформировалась бригада, по численности сопоставимая с Вышеградской. Впрочем, численность эта весьма условна, ибо у сербов были раздуты тылы, на помощь которых, как всегда, рассчитывать не приходилось. Русские же добровольцы входили в состав «интервентных» (ударных) отрядов, которые в этой войне несли главную тяжесть маневренных операций — «акций» (по-местному). Сербы могли рассчитывать, помимо интервентной четы Бобана Инджича из Вышеградской бригады, только на интервентный взвод из Горажданской бригады. Были также группы добровольцев из Сербии и Черногории. Русские добровольцы усиливали местные войска не только количественно, но и психологически, давая сербам значительную моральную поддержку, тем более, неприятельская пропаганда продолжала твердить об участии в боевых действиях тысяч русских наемников.

В этой связи напомним несостоявшееся взятие Горажде Ужичким корпусом ЮНА, в апреле 1992 года уже очистившим Вышеград от мусульманских боевиков, установивших там власть СДА,[5]преследовавшей сербов. Тогда же был «зачищен» соседний городок Руде. Ужичкий корпус наступал без всяких препятствий, и впереди его действовало несколько «интервентных» групп, обеспечивающих относительное безопасное продвижение техники. Многие местные сербы, бежавшие в села от власти СДА, а то и в леса, присоединялись к войскам в качестве проводников. Конечно, люди гибли. Так, в одном тоннеле оказались запертыми со стороны мусульман несколько сербских бойцов: их вызволили через девять дней, и в живых осталось двое (об этом позднее в Сербии был снят художественный фильм «Лепа села лепа горе» — «Красивые села красиво горят»).