Бастард Ивана Грозного 2 - Михаил Васильевич Шелест

Саньке сначала показалось, что это что-то хрипит в него в груди, но потом всё-таки услышал конкретное «кхы-кхы», и очнулся.

— Кто здесь? — Прошептал он.

— Кхы-кхы… То мы… Лесные жители. Хилое семейство. Я лесовичок, а тут ещё и кикиморка, жёнка моя.

Санька встрепенулся.

— Кикиморка? — Санька насторожился. — Что за кикиморка? Кто такая? Откуда?

— Так, это… Моя кикиморка… Тута живём вместе.

— Долго?

— Годов… Не считаем.

Санька вгляделся в темноту. От того, что он до этого смотрел на костёр, его глаза некоторое время ничего не видели. Потом привыкли к темноте, и Санька разглядел «сладкую парочку».

И лесовичок, и кикиморка были очень маленького росточка и какие-то слишком лесные. Одетые в непонятные лохмотья, скорее всего сотканные из мха, они так походили друг на друга, что понять, кто из них кто, Санька не смог.

Словно прочитав Санькины мысли, леший сказал:

— Муж и жена — одна сатана.

Санька вздрогнул, вспомнив, что и Гарпия читала его мысли, вздохнул и согласился:

— Это точно!

Помолчали. Санька не выдержал первым.

— Чего пожаловали? — Спросил он, как можно мягче, чтобы не обидеть.

Предыдущий опыт общения с лесовиком оставил у Саньки впечатление, что Лесовики — существа обидчивые.

— Помощи просим. Водяной заел совсем.

— В смысле? — Удивился Санька.

— Ну, как?! Берега моет, дерева валит. То тут размоет, то там речка бежит. И, главное, всё просто от вредности. Не поладили мы с ним из-за моей кикиморки. Давно это было… Захотел её в жёны взять! А где это видано, чтобы кикиморы за водяного шли. Водяные вообще не женятся. Не уж-то ему русалок не хватает?! Вот и вздорим. Давно уже. Утомил он меня… И лесу от того сплошной урон.

— А я как тебе могу помочь?

— Прикажи ему!

— Вот те раз! С чего ему меня слушаться?!

— Ну, как? В тебе сила Гарпии, жены твоей. Она смотрящей по нашему району была.

Санька удивился, услышав жаргонные слова от лешего. Он посмотрел на его пальцы, но те не торчали врастопырку и Санька усмехнулся, подумав, что это выглядело бы забавно.

— Да, я не… — начал Санька, но прикусил язык.

Он хотел сказать, что никто он сейчас и звать его никак. Однако… Хотя силой он пользоваться сейчас не умел, но, вероятно, она в нём есть. И нечисть её видит.

— Недосуг мне заниматься делами вашими, лесовичок. Видишь, лес сплавляем. Нельзя его оставить. Не справятся мужики.

— Да, тут делов на полушку. Он где-то рядом крутится, водяной-то. Это ведь он пакость вам учинил. Намыл эту косу. Тут ещё давеча ровнёхонько было. Проказничает он. Скучно ему, видите ли. А занимайся делом и скуки не будет!

— Да какое у водяного дело? — Усмехнулся Санька.

— Не скажи-и-и… — протянул леший. — А берега? Что у нас тут за берега? Размытые, не поймёшь, где старица, а где русло, заболачиваются, река мелеет и красоту теряет. Говорят, ниже по течению даже пороги есть! Красота, говорят! Русалкам есть где развлечься.

— Так, коли болотятся, так кикиморка твоя должна радоваться…

— Не болотная я, — тут же возразила жёнка Лешего. — Это пусть болотные радуются, а я лесная. За грибами и ягодами ухаживаю, да за водяными растениями. Рогозом, например.

— Рогоз я люблю, — сказал Санька. — Рогоз тут добрый.

Санька, действительно, давеча выкопал несколько крупных клубней рогоза, напёк и накормил ими всех оставшихся «товарищей по несчастью», которые теперь мирно спали, а он, Санька, разговаривал с лесной нежитью.

— Ну, пошли, — сказал Санька и покряхтывая приподнялся.

Спина у него болела, кости ломило, руки ноги ныли. Хорошо приложило его бревном. Да и не одним, видимо, пока его брёвнами перемалывало.

— Наломало?

— Брёвнами бока намяло. И по башке шарахнуло. Аж искры из глаз посыпались.

— Вот эти искры я и увидел. Мы с Любушкой далеко были, когда у меня по голове что-то блыснуло. Я как почувствовал, что это меня шарахнуло. Я даже вскрикнул, да, Любушка?

— Да, мой хороший, — нежно проворковала кикиморка.

Санька шёл за Лешим, взявшись за кончик поданного ему прутика. Сам бы он точно дороги не нашёл, ибо темень стояла кромешная, а тропка виляла меж деревьев. Стволы Санька видел уже тогда, когда они мелькали мимо. Именно мелькали…

«Странно», — подумал Санька. — «Мы быстро идём, или в глазах рябит?»

— А оказалось, это ты проявился, свет наш, сокол ясный.

— Ты это чего? — Спросил Санька. — Какой я тебе «сокол»?

— Мы тебе потом всё расскажем, — затараторила кикиморка. — Ты, главное, водяного убеди.

— То прикажи, то убеди… Как-то вас не понять, — пробормотал Санька.

— Почти пришли, — произнёс Леший. — Вон видишь, пенечек светится. Это я тебе его подсветил. Вот на него иди, только осторожно, там коренья кое где.

— Ах, млять! — Санька стукнулся мизинцем босой ноги о что-то выступающее из земли. — Спасибо!

Санька, осторожно ощупывая дорогу ногами, добрёл до маленького пенька и услышал, что в заводи кто-то плещется, как большая рыба.

— Водяной, что ли? — Спросил он, вглядываясь в темноту.

Плеск стих.

— Кто это меня спрашивает? — Пробулькало в голове у Саньки.

— Это я тебя спрашиваю, уважаемый. Если ты и есть водяной.

— Я то водяной, а ты кто? Человек, что ли? Так не может такого быть, чтобы человеки меня звали, а не боялись. Да и не видят меня они. Кто ты?

— Смотрящий за вами, — рискнул сказать Санька первую глупость.

— Смотрящий?! — Удивился Водяной, но Санька так его и не видел ещё.

Звёзды, отражённые в тихой воде, он уже видел. Но и всё.

— И кто тебя поставил, смотрящий?

— Он, — сказал Санька и вздрогнул от того, что внутрь него проникло нечто.

— Интересно, — сказал Водяной. — И впрямь человек. Странно. Девочки, идите-ка сюда. Посмотрите на него.

Поверхность воды вдруг расцвела светящимися кувшинками.

— Ни хрена себе! — Сказал Санька вслух.

— Точно человек! — Воскликнуло сразу несколько прекрасных голосов.

Вглядевшись, Санька разглядел в каждой кувшинке девичье лицо. И это была не кувшинка, а широкий пышный ворот сорочки.

Девичьи фигуры вырастали прямо из воды и вскоре они стояли на её поверхности и капли стекали с облегающих тело светящихся платьев. Под тонкой тканью (?) просвечивались изящные тела, которые двинулись в сторону Саньки.

— Какой красавчик! — Воскликнула первая русалка, подошедшая к Саньке и коснувшаяся его груди своей ладонью.

Санька не почувствовал ожидаемого холода. Наоборот, его словно окутало теплом и лёгкостью.

— Он, действительно, необычный, — воскликнула первая русалка. — Он не боится и открыт для любви. Но у него занято сердце.

Последние слова она произнесла с грустью.

Санька же почувствовал приток силы и понял, что способен вот прямо сейчас перевернуться в тонкий