Заманчивые обещания - Сьюзен Симмонс

— К десяти-одиннадцати годам я уже был бунтовщиком и отпетым хулиганом, — довел он до сведения старухи. — В тринадцать у меня были проблемы, неприятности с законом. В четырнадцать я бросил школу.

Кору Грант явно заинтересовала последняя реплика.

— И они вас не искали? — Они?

Кора в замешательстве покачала головой.

— Школьное начальство, инспектора, занимающиеся прогульщиками, социальные работники.

Трейс был уверен, что нога Коры Грант ни разу не ступала на порог бесплатной средней школы. Уж у нее-то было самое блестящее образование, которое только можно получить за деньги в частной школе.

Он преподнес ей приукрашенный вариант истории:

— Искали. Но не нашли.

Кора не стала развивать эту линию дальше.

— Что же вы делали после этого?

Трейс подумал и решил сократить рассказ о целом годе тяжких мук до одного предложения:

— Начал работать на сталелитейном заводе бок о бок со своим отцом.

— А как же законы об охране труда? Трейс приподнял бровь:

— А что законы?

Казалось, Кора была в замешательстве.

— Как мог четырнадцатилетний подросток получить работу на заводе?

Он был с ней честен.

— Я солгал. Сказал, что мне восемнадцать. — Трейс пожал плечами, которые до сих пор выдавали в нем сталевара. — Я выглядел старше своих лет. И за меня поручился мой отец. Начальнику цеха этого было более чем достаточно. — Трейс рассмеялся, но отнюдь не потому, что ему было весело. — Да, еще помогла небольшая купюра в двадцать долларов, протянутая ему под столом.

Находившийся в это время в библиотеке Грантвуда младший партнер «Даттон, Даттон, Маккуэйд и Мартин» чертыхнулся.

Кора Грант не обратила никакого внимания на эту вспышку раздражения. Трейс последовал ее примеру.

— Что было дальше?

Трейс плотно сжал губы. Он вовсе не обязан рассказывать ей все о своей частной жизни. На то она и частная. Он мотнул головой:

— Я решил уйти.

— Бросили работу на заводе? Он кивнул.

Изогнув брови, Кора вперила взгляд в Трейса:

— И в конце концов вы оказались на юридическом факультете Гарварда?

Трейс коротко ответил:

— Да.

— Однажды я захочу услышать продолжение вашей истории, — настойчиво, но все же в рамках вежливости сказала Кора.

— Возможно, однажды я доскажу вам ее, — произнес он, не давая никаких конкретных обещаний.

В этот момент Кора Лемастерс Грант, изувеченные артритом руки которой покоились у нее на коленях, наклонилась вперед на своем стуле, который был еще более старым, чем она сама (Трейс отметил, что этот богато украшенный предмет меблировки — музейная редкость и скорее всего принадлежит к периоду правления французского короля Людовика XIV), и изрекла:

— Говорят, вы достигли заметных высот в своей области?

Терпение и труд все перетрут.

— Это так.

Его самонадеянность ничуть не покоробила Кору.

— Я бы хотела, чтобы вы стали моим поверенным. Эти слова заставили всех находящихся в комнате поднять головы.

Трейс размышлял всего лишь секунду или две.

— Я согласен.

— Это будет нелегко, — предупредила его Кора.

— Все, что чего-нибудь стоит, дается не без труда, — ответил он.

И тут Кора улыбнулась ему:

— Уверена, мы отлично поладим, Трейс Баллинджер.

— Я тоже в этом уверен, Кора Грант.

И они действительно нашли общий язык.

Оглядываясь назад, Трейс отчетливо понимал, что тот день стал поворотным пунктом в его карьере и жизни.

— Твоя карьера и есть твоя жизнь, Баллинджер, — пробормотал он себе под нос, делая очередной поворот на скорости шестьдесят миль.

Он ехал слишком быстро. Черт побери, он вечно куда-то спешил. Он чересчур много работал. И слишком много развлекался. Стремясь к достижению профессиональных вершин, он прошел путь от классического неудачника до классического любимца фортуны-.

Фактически он работал по восемнадцать, порой даже по двадцать часов в сутки. Единственным способом расслабиться для него были пробежки в парке с Бадди. Идеальным вечером вне дома было посещение соревнований по бейсболу, когда он мог достать билеты.

По радио чувственный женский голос пел: «Обещаю, ты никогда не будешь одинок».

Он и не был одинок.

Он был один.

Разница огромная.

Не отрывая глаз от дороги, Трейс протянул руку и потрепал Бадди за шею. Этот охотничий пес светлого окраса тоже был изгнанником общества. Как-то позапрошлой зимой, утром, Трейс наткнулся на заблудившегося пса — без ошейника, без бирки, наполовину замерзшего, с ввалившимися боками, — когда тот бежал по Центральному парку. Он позвал собаку с собой, и с тех пор они не разлучались.

— Хочешь прогуляться, дружище?

Бадди заскулил и приподнял голову.

— Подумай как следует, — предупредил его Трейс. — Дождь льет как из ведра. Мы оба насквозь промокнем, если остановимся и вылезем из джипа.

Бадди заскулил снова.

Трейс снизил скорость, подыскивая место, где бы лучше съехать с шоссе.

Он не смог бы объяснить, что именно предупредило его об опасности. Возможно, это был звук лопнувшей шины, а может, вибрация руля в его руках, но внезапно оказалось, что единственное, чем ему удастся удержать джип под контролем, — это съехать на обочину.

— Сукин сын!

Трейс заскрежетал зубами и бросил все свои силы на то, чтобы не дать автомобилю врезаться в деревья, росшие вдоль дороги.

Время остановилось.

Дождь стоял сплошной серой стеной.

И сверху, и снизу, и по бокам не было ничего, кроме непроглядной тьмы.

К счастью — опять это слово, — скорость на спидометре стала быстро падать — пятьдесят, сорок, тридцать — и наконец достигла нулевой отметки.

Трейс резко ударил по тормозам. Джип замер как вкопанный. Трейс обернулся назад, чтобы проверить, как там Бадди. Помахивая хвостом, пес стоял на своем сиденье и лаял — один, два, три раза.

— Я не смог бы выразиться лучше, — согласился Трейс, с облегчением отдуваясь и почесывая шею собаки. — Давай отдадим должное зову природы, а затем я сменю колесо. — Он выглянул из окна в холодную, темную, дождливую ночь. — Похоже, Бадди, нам суждено промокнуть до нитки.

Она никогда не считала, что Кора сумасшедшая.