Мир до и после дня рождения - Лайонел Шрайвер

В любом случае снукер был приятным фоном для Ирины, занимавшейся иллюстрациями для очередной детской книжки или подшивавшей новые шторы в гостиную. Достигнув, не без неустанной помощи Лоренса, некоторого уважения к игре, Ирина порой посматривала на экран, чтобы следить за интригой матча. Более чем за год до того, как Джуд упомянула имя своего мужа, Ирина уже непроизвольно искала на экране лицо одного игрока.

Даже задайся она целью — а она и не задавалась, — никогда не смогла бы найти его имя в списке победителей турниров, несмотря на то что он бывал участником многих финальных и полуфинальных матчей. Он был старше большинства участников, чей возраст ненамного превышал двадцать лет, — суровые черты, строгое лицо, морщины, говорившие о том, что ему за сорок. Даже среди сдержанных, подчеркнуто корректных игроков он выделялся благодаря замкнутости и обращенности в себя; однако осанка его была безупречна. Все же в трансляциях матчей по снукеру присутствовал и постановочный элемент, Лоренс утверждал, что в перерывах игроки не прочь отведать чая «Эрл грей» и сэндвичей с огурцом, поэтому многие к тридцати годам отрастили брюшко и вовсе не выглядели изможденными. Утонченная игра способствовала дряблости рук и накоплению отложений на бедрах. Однако выбранный Ириной персонаж был строен и плечист. Он всегда носил классическую белую накрахмаленную сорочку, черную бабочку и удивительный жемчужного цвета жилет — фирменный штрих в костюме — с замысловатым узором, вышитым шелковой нитью, филигранная работа, напоминающая ее труд над книжными иллюстрациями.

Когда их представили друг другу в «Савой гриль», Ирина не сразу узнала Рэмси вне привычных декораций.

Отличавшийся великолепной памятью на даты, лица и факты, Лоренс быстро вывел ее из состояния смущенной задумчивости от непонимания, почему лицо этого человека кажется ей знакомым. («Почему ты мне не сказала?.» — воскликнул он. Это был тот редкий день, когда Лоренс Трейнер вел себя покорно.) Рэмси Эктон незамедлительно получил подробнейшее досье, как человек, ставший, несомненно, кумиром почитателей снукера, хотя в нем угадывались черты предыдущего поколения. Жестом, позаимствованным из американского баскетбола, Рэмси закручивал биток и «Точно в цель!». Шар со свистом рассекал воздух и оказывался в лузе, даже не задев ее края, — фирменный удар Рэмси Эктона. Его стилю была присуща скорость и грациозность движений, он был активным игроком. Выступавший двадцать пять лет в профессиональной лиге, он был популярен так, как может быть популярен человек, ни разу не выигравший чемпионат мира, при этом участвовавший в пяти финальных матчах. (К 1997-му за его плечами было тридцать лет, шесть финалов и ни одного выигранного.) Тем временем Лоренс подвинул стул ближе к Рэмси, обеспечивая уединенность, которую не посмеет нарушить никто извне.

Ирина смогла усвоить основные правила: красные шары чередуются с цветными. Забитые красные выбывают из игры, забитые цветные возвращаются на сукно. Когда с красными покончено, в определенном порядке забивают цветные шары. Все очень просто. Единственное, в чем она путалась, — идет ли сначала коричневый или зеленый, впрочем, ей вряд ли предстояло стать профессионалом, которому необходимо четко знать правила. Лоренс, напротив, знал даже мельчайшие детали. По мере того как расцветало его красноречие, Лоренс все больше углублялся в тонкости о «переигровке в черном», и мистер Точно в Цель удостоил собеседника прозвищем мистер Заумный фанат — тот же «ботаник», по его словам, но интересующийся жизнью первой десятки спортсменов больше, чем своей собственной. Впрочем, несмотря на уничижительный подтекст, произнесено прозвище было с явным уважением и прилипло к Лоренсу достаточно быстро.

Ирина чувствовала себя ненужной. Лоренсу было свойственно стремление исполнять ведущую партию в разговоре; она же сама была скорее созерцателем, временами робкой и тихой, как мышка; ни при каких обстоятельствах не вступала в борьбу за право быть услышанной.

Встретившись взглядом с Ириной, Джуд театрально закатила глаза в немом восклицании: «Ах, эти мужчины всегда как дети!» Джуд познакомилась с мужем в журналистский период своей жизни, когда в 80-х писала хвалебную статью для журнала «Хелло!», а Рэмси был звездой средней величины. Во время интервью они выпили и нашли общий язык. Со временем ее слабый интерес к снукеру трансформировался в полное равнодушие, которое затем переросло в открытое противостояние. Ажиотаж вокруг знакомства Ирины и Рэмси Эктона лишь подчеркивал раздражение и досаду Джуд, наводил на мысль о том, что ее желание вытащить на люди мужа предпринимается с одной лишь целью — усадить его рядом с таким фанатом, как Лоренс, смотрящим на кумира с обожанием, и ощутить, что деньги не потрачены впустую, что все вообще не впустую.

Лоренс полностью игнорировал женщину, которую называл «женой» и на которой так и не женился; Рэмси выглядел в подобной ситуации более благородно. Переключая внимание на Ирину, он мягко заметил, что для этого вечера разговоров о снукере вполне достаточно, и принялся нахваливать иллюстрации к новой книге Джуд.

— Картинки просто высший класс, дорогая. Я был восхищен.

Глубокий приятный тембр голоса, но к акценту Южного Лондона надо было привыкнуть. Проглатывая во многих словах звук «т» и произнося «б», «п» и «г» совсем глухо, Рэмси извинился за отвратительный мусс из рыбы, убедил Ирину выпить еще вина за его здоровье, а фраза «У вас еще будет время все обдумать» показалась ей и вовсе невнятной. Рэмси смотрел на Ирину, и только на Ирину. Ничего подобного с ней уже давно не случалось, это нервировало, повергало в замешательство, заставляло часто переводить взгляд на тарелку. Пожалуй, слишком много для первой встречи, не то чтобы дерзко, но все же достаточно самонадеянно. В ведении светской беседы Рэмси был, очевидно, не силен, поэтому замолкал всякий раз, когда она заводила разговор о съезде Демократической партии или Джоне Мейджоре.

Рэмси незаметно расплатился по счету, в перечень которого входили в основном названия вин, и весьма дорогих вин. Знаменитый игрок в снукер неплохо зарабатывал, поэтому Ирина не испытывала неловкости. Его день рождения, сорок второй по счету, насколько она знала, вполне удался, вместе с тем она почувствовала невероятное облегчение, когда ужин подошел к концу.

Ирина работала вместе с Джуд над второй детской книгой — первая, названная «Я люблю убирать свою комнату!», созданная не столько для услады детей, сколько на радость родителям, продавалась неплохо. У двух пар установилась традиция встречаться довольно часто для Лондона — несколько раз в году. Лоренс не пропускал совместных ужинов и приобрел привычку единолично распоряжаться вниманием Рэмси, знакомством с которым он, по утверждению его британских коллег, наслаждался. Ирина повысила уровень знаний в спортивных вопросах, но, разумеется, сколько ни пыталась, не могла соперничать с энциклопедически образованным Лоренсом.

По умолчанию Джуд считалась подругой Ирины, а Рэмси приятелем Лоренса, хотя порой Ирине казалось, что с ней обошлись несправедливо. Джуд временами ее раздражала.

Ужин на второй год существования традиции пришелся опять на день рождения Рэмси. Ритуал для светского Запада — два проведенных вместе праздника становятся традицией.