Сладкие весенние баккуроты. Великий понедельник - Юрий Вяземский

Филипп с надеждой посмотрел на Иуду. Но красавец отвернулся, подставил лицо заходящему солнцу и закрыл глаза.

— Прости. Я мешаю тебе сосредоточиться, — еще более виновато произнес Филипп.

Солнечные блики вдруг запрыгали на длинных ресницах красавца. Если человек может смеяться одними закрытыми глазами, то именно так смеялся сейчас Иуда.

— Милый философ, — без малейшего намека на иронию произнес ласковый голос, — мы редко с тобой беседуем, но мне всегда нравятся твои рассуждения. Тем более когда они складываются в стройную систему.

Филипп встревожено покосился на Иуду, глаза его засуетились еще сильнее.

— Говори, — настаивал проникновенный голос. — Я буду молчать и слушать. Мне очень интересно, что тебе сегодня открылось.

ТУТ какие-то птицы, похожие на голубей, выпорхнули из куста и полетели над оврагом. Вернее, сперва одна птица шумно выпорхнула и, призывно крича, полетела к реке, за ней другая, хлопая крыльями, устремилась в сторону Храма, а третья поднялась над землей совсем бесшумно и скоро исчезла в солнечном раструбе.

— Всё дело в Красоте. И именно Красота спасет мир. Потому что это не только Красота, — следя за их полетом, взволнованно и сбивчиво начал Филипп и продолжал: — Обычно, когда я смотрю на закат, он подавляет меня. Я любуюсь им, я глаз от него не могу оторвать, но он словно прижимает меня к земле, мне становится грустно и одиноко. Но сегодня у меня совершенно другие ощущения. Потому что я встретился наконец с другим закатом и с другой красотой. И эта красота не подавляет, а возвышает. Даже я, урод, чувствую себя красивым. Даже когда сижу с таким действительно красивым человеком, как ты, Иуда.

Иуда никак не откликнулся на этот комплимент, и лицо его не выразило никаких эмоций. А Филипп радостно объявил:

— Начну с Красоты!.. Это ведь не случайно, что Он родился в Галилее. В Назарете жил, а потом переселился в Капернаум, который еще красивее Назарета и, на мой взгляд, самый красивый город во всей Палестине. Именно там, среди красоты природы, должен был явиться Он, Красота Воплощенная!.. Помнишь, в Ефраиме мы спорили о том, куда Он пойдет дальше. Мы с Андреем полагали — в Десятиградие и дальше в Кесарию к язычникам. Даже Петр не знал. И только Иоанн догадался: в Иерусалим! На Пасху! А Зилот объявил, что ни за что не пустит Его в Иерусалим и силой задержит, если Он не послушается… Ты понимаешь, о чем я говорю? Он выбрал самый красивый праздник! И самое прекрасное время года — цветущую весну!..

— Смотри дальше, — возбужденно продолжал Филипп, хотя Иуда никуда не смотрел и глаза его были закрыты. — Из Ефраима в Город ведет прямая и скорая дорога. Но Он зачем-то пошел обходным путем и сперва направился в сторону Иерихона. Зачем, спрашивается? Я исследовал этот вопрос и долго не мог на него ответить. Пока мы не подошли к Иерихону. Ты помнишь, Иуда, какая удивительная красота нас встретила, словно вылилась нам навстречу и обняла нас?! Этот пальмовый лес, через который мы проходили. Бальзамовая роща, запах которой мне до сих пор удается сохранить в памяти. Вот я только сказал о ней — и чувствую, как ароматы разлились вокруг нас в воздухе на многие километры… А замечательные розовые сады! И паломники, которые выстроились вдоль дороги, чтобы встретить Его и нас. Как прекрасны были их лица!.. Ведь Он специально выбрал этот путь, чтобы мы двигались среди красоты, и красота эта всё возрастала и возрастала на наших глазах, как бы свидетельствуя о том, что Он хочет нам сказать.

А какая поразительная красота ждала нас в Вифании! Когда Симон и Лазарь вышли встречать нас к самому краю пустыни. Завидев их издали, я сперва решил, что это вдохновенные пророки идут нам навстречу. Они надели на себя лучшие свои одежды. И как прекрасны были их лица: мужественное, торжественное лицо Симона и юное радостное лицо Лазаря.

А ведь два года назад мы видели другого Симона. Помнишь? Когда он пришел к нам в Галилею, одежда у него была разорвана, волосы на голове и бровях почти все вылезли, на губах выступали струпья, один зуб выпал изо рта, когда он заговорил диким хриплым голосом. Когда он протянул к нам руки, похожие на птичьи когти, они все были в язвах и сочились гноем. А лицо! Оно так вздулось буграми и настолько потеряло человеческий облик, что Симон стал похож на льва или сатира. И одна из женщин, помнишь, закричала от ужаса и спряталась за спиной у Зилота…

— Я помню. Это была Иоанна. И спряталась она за спиной Андрея, потому что у него самая широкая спи на, — вдруг подал голос Иуда и открыл глаза.

Но уже ничто не могло сбить Филиппа, и он радостно продолжал:

— Ужас! Я до сих пор не могу вспомнить его без содрогания. Бедный человек. Сколько страданий он перенес… А теперь так странно слышать, когда некоторые называют его Симоном Прокаженным. Теперь он боль ше похож на первосвященника… А Лазарь! Ты когда-нибудь видел его таким красивым, каким он предстал перед нами вчера и каким он был сегодня? Когда я вошел в горницу и увидел его рядом с Учителем, я сперва подумал, что это Иоанн. Потому что он стал красивее всех нас. Нет, твоей красоты он, конечно, не достиг, — поспешно добавил Филипп. — Среди нас ты самый красивый. Иногда мне кажется, что красотой лица и тела ты превосходишь…

— Не надо о моей красоте. Мне это неприятно, — ласково, но твердо попросил Иуда.

— Прости, хорошо, не буду, прости, — быстро пробубнил Филипп и радостно продолжал: — Я хочу сказать, что Он не только исцеляет людей, не только воскрешает из мертвых, — Он им возвращает красоту! И эта красота становится всё более чистой и яркой! Чем дольше мы остаемся с Ним, тем сильнее преображаемся даже внешне…

То ли ветер подул со стороны оврага, то ли что-то иное произошло в окружающей природе, но до слуха собеседников стали доноситься звуки: журчание воды в Кедроне, голоса паломников, остановившихся на мосту через поток. Но выше по склону горы люди продолжали строить шалаш, осел тяжело вращал жернов, и их по-прежнему не было слышно.

— А утром сегодня, когда Он въезжал в Иерусалим и мы следовали за Ним, — продолжал Филипп. — Вот здесь, где мы сейчас сидим, я остановился, пораженный величием зрелища. Снизу шли празднично одетые люди с прекрасными и светлыми лицами. Они снимали с себя плащи, покрывали их ветвями и устилали нам путь. Они так радостно пели, так славили Его и благо дарили Бога. И еще радостнее пели те, которые шли за Ним и спускались с горы. Сотни, нет, тысячи людей! И помнишь, когда два этих людских потока встретились у Гефсиманского сада, который Он так любит и где мы так часто отдыхаем, когда одна прекрасная волна встретилась с другой, когда пение троекратно усилилось, то радость и благодарность захлестнули нас так, что мы слились в единое целое, в море любви и красоты! Я тогда подумал, что пир, который мы все так ждем, уже начался. Потому что Красота уже встретилась со Светом.

— А фарисеи? — вдруг задумчиво спросил Иуда.

— Какие фарисеи?

— Ну, помнишь, перед самыми городскими воротами к Иисусу подошли фарисеи и попросили, чтобы Он заставил народ замолчать. А Иисус ответил им…