Люблю Ненавижу Люблю - Светлана Борминская

Была зима, когда я вдруг стала вспоминать, что невозможно жить одной лишь горестью, а счастье – перелетная птица!!!

Человек в равной пропорции заполнен умом и глупостью. Вы не знали про это?...

Дарю.

Может быть, поэтому я снова захотела жить?...

За одну ночь я напрочь забыла, как была счастлива с Ильей когда-тои как мне было бедственно – последние четыре месяца без него.Я даже не распаковала ничего из нажитых нами вещей – неподъемные тюки лежали по углам среди кухонных шкафов, пропыленных стульев и ящиков с посудой.

В любой компьютерной программе есть замечательная рекомендация. Она звучит на удивление просто: «Отключите эту опцию, если она не нужна вам на данный момент».

И я отключила опцию саморазрушения. Или, может быть, она отключилась сама?

– Я запрещаю тебе жить горем!.. Я запрещаю тебе жить воспоминаньями! – все утро повторяла я на разные голоса, а днем отправилась устраиваться на работу.

Жаль, что перед этим ответственным выходом в свет я забыла поглядеться в зеркало. Меня не взяли даже перебирать грязные овощи на задворках городского рынка.

КАЦ – это «кот» не по-русски.

Меня зовут Саша.

Александра Ивановна Котова.

Я пришла в тот первый свой день обратно в казарму и наконец посмотрела на себя в зеркало, отерев его от пыли.

– Здравствуй, Сандрин, – сказала я себе и – начала убираться. Потом заварила чай и с удовольствием съела кусок хлеба.

Только через неделю я вновь решилась испытать судьбу. Я выглядела уже значительно лучше и не шарахалась от людей. Я на них взирала, то с любопытством, то – без оного.

Меня снова никуда не взяли, хотя претендовала я всего лишь на два завидных места – помощницы мастера в салоне-парикмахерской и официантки на раздаче в кафе на шумном автовокзале.

При том, что я надела все лучшее, что имела, по правде говоря – я не смогла ответить с ходу на несколько пустячных вопросов, которые мне задали сперва в кафе, потом в салоне.

Я забыла, что меня зовут Александра Ивановна Котова. Не то чтобы совсем забыла. Но навскидку я ответить не смогла – ни там, ни сям.

Я мучилась, куксилась, мялась – наверное, со стороны напоминая весьма смирную сумасшедшую. Но дело-то в том, что я просто была уже не Александрой Ивановной, а кем-то другим.

Мысленно я называла себя – Сандрин Кац, но опасалась, что мне не поверят... Хотя однажды меня так называл один человек – из прошлого счастья, но... В документах – синим по серому – КОТОВА, а я говорю всем – Кац!

Наверное, мне очень хотелось зачеркнуть себя – прежнюю. Я и правда начала становиться другой. У меня почти не осталось крови после всего пережитого, и косточки в скелете стали мягче. Я почему-то не считала себя человеком. Я была – Сандрин Кац.

А вечером ко мне в комнату зашла Колпастикова, а вместе с нею – серый грязный кабысдох.

– Ну, Сашка, пришла в себя, да?... – спросила Колпастикова, комендантша общежития, разглядывая меня, как кондуктор рваный стольник. Я ее знала еще с прошлых времен и обрадовалась. Кабысдох, пришедший с ней, сел у порога и зевнул.

– А разве я уходила? – чтобы не молчать, бодро спросила я и подмигнула, да так, что чуть не свернула шею. – Присаживайся.

– Не то слово, Сашка. – Колпастикова села на подоконник и стала разглядывать наваленные узлы с вещами и коробки с посудой. Кабысдох лег у порога и, вздохнув, закрыл глаза.

– Да?

– Да! Ну, ты как? Надумала чего? – быстро сыпала вопросами комендантша. – А?...

– Пока нет – на работу не берут! – ответила я так же бодро. – Тебе никто не требуется?

– Найдешь! – убежденно сказала Колпастикова и вышла, напоследок снова взглянув на меня. За ней выбежал серый кабысдох, громко стуча когтями по выскобленному полу.

– Не получается, Колпастикова, – еще через неделю пожаловалась я.

– Деньги-то есть?... – Комендантша сидела в своем кабинете на первом этаже и резалась в карты с обветшалым компьютером.

– Есть пока, – вздохнула я.

– Пойдем к Растаману... Возьми с гулькин нос денег, – выключила компьютер Колпастикова и, подумав, добавила: – Спросим, что и как тебе делать...

– А кто это? Что за зверь?...

– А ты не слышала?... Он предугадал падение «Боинга», – комендантша сунула мне в руку пожелтевший листок местной газеты.

– Да ты что?! – Я кивнула и подождала, пока она закроет дверь.

Пока мы шли по коридору, Колпастикова придирчиво оглядывала меня.

– Ты жрешь чего-нибудь? – наконец спросила она.

– Жру, – лаконично ответила я.

– Жрет она, – недовольно протянула Колпастикова. – Мощи живые... А чего жрешь, скажи?

– Чего – чего?– не поняла я, разозлившись на толстую, как слониха, комендантшу. Впрочем, двигалась она на удивление легко, и, в конце-то концов, есть немало мужчин, которые без ума от женщин, похожих на тумбы. Я просто удивляюсь на них...

– Жрешь-то чего? – не унималась комендантша, у которой, видимо, были чрезвычайно трепетные отношения с едой.

– Ну, все подряд. – Я принципиально не стала перечислять нехитрый набор продуктов, которыми отоваривалась на рынке.

Мы миновали ржавую гарнизонную дверь и пошли вдоль парка к частным домам и мимо них – к двум пятиэтажкам – тоже для лиц, потерявших в последние годы свое приличное жилье.

На веревках хлопало чистое белье, с утра подморозило, и я совсем замерзла.

– Значит, он прорицатель? – спросила я, потому что устала молчать.

Колпастикова курила как паровоз и ответила не сразу.

– Он? Растаман!.. Человек ищущий... Менял веру несколько раз... Был каббалистом, кришнаитом, ездил в Вест-Индию, теперь он – протестант, – выдала пространную тираду Колпастикова и перевела дух. – Он разговаривает с духами, понимает язык зверей, птиц и змей... Спросим у него, как тебе быть дальше... Сама-то ты, как я поняла, ни хрена не можешь разобраться?... Да? – уточнила она. – Или можешь?

У меня подкосились ноги: я чуть не села на землю, представив дьявола-протестанта, у которого иду просить консультации – как мне жить дальше?

– Пойдем, он не страшный, – кивнула и наступила мне на ногу Колпастикова. – Извини, я нечаянно!

– Нет, – твердо сказала я.

– О, божечки!.. – Колпастикова подождала меня с полминуты, покрутила пальцем у виска и вошла в ближний подъезд тусклого до помрачения, самого ближнего к нам дома.