Портнихи Освенцима. Правдивая история женщин, которые шили, чтобы выжить - Люси Эдлингтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А ты слушай! – приказывает она.
Я слушаю.
1. Одна из немногих
«Два года спустя я вошла в административное здание Освенцима, где раньше работала швеей и делала одежду для эсэсовских семей. Я работала по 10–12 часов в день. Я – одна из немногих, переживших ад Освенцима».
Ольга Ковач{2}.
Обыкновенный день.
В свете из двух окон несколько женщин с белыми платками на головах сидели, склонившись над длинными деревянными столами, обложенными тканью, и работали, стежок за стежком. Они находились в подвале. Небо за окнами не символизировало свободу. Для женщин это было убежище.
Их окружали все атрибуты процветающего модного ателье. На столах – скрученные сантиметры, ножницы, катушки ниток. Рядом – стопки рулонов всевозможных тканей. Повсюду разбросаны модные журналы и жесткая бумага для выкройки. Рядом с основным рабочим местом находилась закрытая примерочная для клиентов – все под эгидой умной, талантливой Марты, которая до недавнего времени сама содержала успешный салон в Братиславе. Помогала Марте Боришка.
Швеи работали отнюдь не в тишине. На множестве языков – словацком, немецком, венгерском, французском, польском – они говорили о работе, родных домах, семьях… иногда даже шутили. В конце концов, почти все они были молоды – девушки чуть младше или старше двадцати. Самой младшей было четырнадцать. Все звали ее Курочкой, потому что она всегда прыгала по салону, поднося кому-то булавки или заметая обрезанные нити.
Подруги работали вместе. Были Ирена, Браха и Рене, все из Братиславы, и сестра Брахи Катька, она шила утепленные шерстяные пальто для клиентов, даже когда у нее самой от холода едва двигались пальцы. Баба и Лулу – еще две швеи, близкие подруги, одна серьезная, другая любила пошутить. Гуня, женщина тридцати с чем-то лет, была для всех и подругой, и неким подобием матери, и вообще сильной женщиной. Ольга, почти ровесница Гуни, казалась девушкам помладше старухой.
Все они были еврейками.
Вместе с ними работали две французские коммунистки, мастерица по изготовлению корсетов Алида и участница сопротивления Марилу. Их арестовали и депортировали за сопротивление нацистской оккупации в их родной стране.
Всего работало 25 женщин. Когда одну из них снимали с работы и больше она не появлялась, Марта быстро находила ей замену. Она хотела, чтобы как можно больше женщин-заключенных обрели надежду на спасение. В этой комнате их звали по именам. За ее пределами у них имен не было, только номера.
Работы портнихам всегда хватало. Огромная черная книга заказов была настолько заполнена, что очередь расписывалась на полгода вперед, и высокопоставленные лица в Берлине не были исключением. В приоритете стояли местные клиенты, в частности женщина, учредившая салон, – Хедвига Хёсс. Жена коменданта Освенцима.
Однажды из подвального ателье раздался крик ужаса и ощутился запах паленой ткани. Катастрофа. Одна из портних разглаживала платье, но утюг оказался слишком горячим и прожег ткань. След был прямо спереди, спрятать его было невозможно. Клиентка должна была прийти на примерку на следующий день. Провинившаяся портниха сходила с ума от страха, плакала:
– Что же нам делать, что же нам делать?
Другие прекратили работу, проникшись ее паникой. Вопрос стоял не просто в испорченном платье. Клиентами модного салона были жены высокопоставленных лиц в эсэсовском гарнизоне Освенцима. Жены мужчин, известных жестокими избиениями, пытками и массовыми убийствами. Мужчин, которым была подвластна жизнь каждой женщины в комнате.
Марта, главная, спокойно осмотрела повреждения.
– Знаешь, что мы сделаем? Уберем отсюда этот слой и вставим новую ткань. Только быстро…
Все принялись за дело.
На следующий день жена эсэсовца пришла на примерку в салон. Она надела платье и с удивлением осмотрела себя в зеркале.
– Что-то я не помню, чтобы дизайн был таким.
– Конечно, так и было, – ответила Марта весьма убедительно. – Ну, разве не красота? Это новый стиль…{3}
Катастрофы удалось избежать. На этот раз.
Портнихи вернулись к работе, стежок за стежком. Они знали, что проживут еще день в Освенциме.
Лица, ответственные за создание ателье в Освенциме, также были в ответе за болезненные перемены в жизни женщин, которым предстояло там работать. Двадцатью годами ранее, когда портнихи были еще детьми, если не младенцами, они и представить не могли, что скоро наступит будущее, в котором будет бушевать индустриализированный геноцид, а в его эпицентре – создаваться одежда от-кутюр.
В детстве наш маленький мир состоит из деталей и ощущений. Например, как шерсть щекочет кожу, как замерзшие пальцы пытаются застегнуть непослушную пуговицу, как интересно из дыры в штанине на коленке вытягивается нить. Сначала наш мир ограничен стенами родительского дома, затем он расширяется – до соседских улиц, полей, лесов, городских пейзажей. Предсказать, что случится в будущем, невозможно. Со временем от прошедших лет остаются лишь обрывки воспоминаний.
Ирена Рейхенберг родилась 23 апреля 1922 года в Братиславе, красивом чехословацком городе на побережье Дуная, всего в часе езды от Вены. За три года до ее рождения провели перепись, показавшую, что население города в основном состоит из немцев, словаков и венгров. С 1918 года существовало новое Чехословацкое государство, но еврейское сообщество, составляющее почти 15 тысяч, было сосредоточено в одном квартале города, в нескольких минутах ходьбы от северного берега Дуная.
Центром еврейского квартала была Юденгассе. Иначе – «Еврейская улица». До 1840 года евреи были сегрегированы от остального города на одну покатую улицу в Братиславе, которая была частью местного замка. Ворота на обоих концах по ночам запирались и охранялись муниципальными надзирателями, что создавало в гетто дорогу и наглядно показывало – евреи отделены от остальных жителей Братиславы.
В последующие десятилетия антисемитские законы ослабли, что позволило наиболее состоятельным еврейским семьям переехать с этой улицы в центр города. Некогда гордые барочные здания Еврейской улицы разделили на тесно набитые многоквартирные дома для больших семей. Несмотря на то, что район считался довольно дешевым, мощеные улицы всегда были чистыми, а в магазинах всегда хватало покупателей. Там жило дружное и тесное сообщество, где все друг друга знали. Все знали, кто и чем занимается. Местные жители чувствовали себя по-настоящему дома.
«Это был самый счастливый период моей жизни. Я там родилась, я там выросла, я там была с семьей», – Ирена Рейхенберг{4}.
Детям на Еврейской улице жилось хорошо, они бегали друг к другу в гости, играми не