Меня зовут Ворн - Катэр Вэй

– Гляжу, проснулся уже, – прозвучал детский девчачий голосок, но тоном совершенно серьезным. – А ты добрый, зверюшку приручил, заботишься о нем. Зверь, он чует доброту.

Раздвинув полы своей меховой юбки, она присела на край лежака, поставила источник света на деревянную табуретку, а затем, не произнеся ни слова, положила перед Калином деревянную миску, большую и глубокую, со вставленной туда ложкой.

– Ешь.

Голос ее хоть и звучал пискляво, но при этом был тихим и, казалось, отдавал эхом, словно потусторонний. Привыкнув к яркому свету, Калин присмотрелся к девочке. Поставив поднос на пол, она уселась поудобней – сложила ноги по-турецки – и тоже изучала Калина своими светящимися в полумраке фиолетовыми глазами.

Мальчик моргнул несколько раз, прищурился, но нет, глаза ее были именно фиолетовыми, мерцающими, точно два пурпурных огонька. Такого необычного цвета не может быть у человека, ровно как и подобных волос у маленькой девочки – пепельно-стального оттенка. Они торчали во все стороны, и если бы не сдерживающий их плетеный ободок, то, наверное, они не касались бы ее плеч, как сейчас, а топорщились бы, словно от удара током. Но и это было не самым удивительным в ее внешности. На лице девочки сквозь бледную белесую кожу проступали черные, бугрящиеся венозной системой тонкие нити жуткой паутины. Длиннополое платье, сшитое из кусков шкурок пушистых зверьков бурого, желтого и различных оттенков фиолетового и синего цветов так же добавляло необычности ее виду. А вот ноги босые, без обуви, и даже простых обмоток на них Калин не увидел.

Сердце мальчика пропустило удар. Незнакомка была… ее нельзя назвать красивой, но, увидев хоть раз, точно никогда не забудешь, намертво отложится в памяти.

Уголки бледно-розовых губ разошлись в стороны. Она хихикнула, обнажив белесые зубы.

– Ешь, пока не остыло. Мной еще успеешь налюбоваться.

Калин смутился. Уши и щеки предательски запылали. Он очень надеялся, что при подобном освещении его смущение останется незамеченным.

Мрякул чихнул, а затем ткнулся мордой в ногу своего друга. Словно выйдя из оцепенения, мальчик спешно взял в руки тарелку, поставил ее на колени и, с предвкушением вкусно поесть, втянул парящий аромат… Глаза его сами собой собрались к переносице, туда же сползли и брови. С подозрением глядя в тарелку, он размешал ложкой содержимое. Мрякул, видимо, тоже уловил непередаваемые «ароматы» и, чихнув, замотал головой, потер нос лапой, затем разом раскрыл крылья и прыгнул-порхнул на стенку, вцепившись в грубую кожу когтями. Резво взобрался под потолок, где и затих, поглядывая своими глазами-бусинами то на еду, то на людей. Подобное поведение зверька еще больше поселило в душе сомнения в съедобности этого зеленоватого варева с плавающими в нем бурыми ошметками.

– А…

– Все вопросы после, – безапелляционно произнесла девочка, покачав головой. Сеть вен на ее лице отдалась при этом легкой пульсацией.

Передумав задавать какие-либо вопросы, Калин подчерпнул ложкой жижку, косясь на незнакомку, все же решился попробовать, надеясь, что на вкус оно более съедобно, нежели на запах. Но обоняние не обмануло – носки, приправленные тухлой рыбой, паленой резиной и тонной жгучего перца, видимо, так и должны пахнуть.

Месиво, чем бы оно ни было, едва оказавшись во рту, незамедлительно опалило все, что можно. Лицо тут же покраснело, покрывшись испариной, а на глаза накатили слезы. Не в силах это проглотить, но и удерживать в себе тоже уже не в силах, Калин как можно деликатнее отвернулся и выплюнул все прямо на пол.

Высунув язык, задышал часто-часто, стараясь остудить пожар во рту, при этом нагоняя ветер руками. Он махал ими, чуть ли не стукая себя по носу.

Девочка захихикала.

– На, запей, – протянула она кувшин с белой жидкостью в нем. – С непривычки у всех так. Дед Карман говорит, что это лучшее лекарство, и он сам для тебя его готовил.

– Пусть сам тогда и ест… – сипло ответил мальчик, тяжело дыша.

– Тебе нужно восстановить силы. Ешь давай!

– Не-а, – замотал Калин головой, отставляя в сторону миску, – я и так себя нормально чувствую, спасибо.

– Ешь, говорю, не противься, – и голос ее зазвучал словно эхом из бочки, а взгляд стал таким, что Калин понял, лучше не спорить.

Он нехотя взял тарелку обратно и жалобно посмотрел на жуткого вида девочку, но та лишь сунула ему в руки кружку.

– Пей, а потом ешь. Это молоко моши, оно собьет огонь во рту, и будет легче. Пей и ешь.

Нехотя парень приступил к трапезе, с трудом сдерживая рвотные порывы.

Пока он давился с жалобным видом, незнакомка с интересом наблюдала за ним, накручивая на палец прядь пепельных волос. Наконец-то эта пытка подошла к завершению, тарелка опустела.

– Спасибо, – еле выдавил из себя Калин, отвесив ей благодарственный кивок, чисто из уважения, хотя на самом деле хотелось послать куда подальше.

Девочка расплылась в улыбке, прикрыв глаза. Потом распахнула их и ткнула в себя пальцем.

– Меня зовут Нара. А тебя, мне сказали, Калин?

– Мряк! – с потолка раздался недовольный звук и шорох.

Дети только подняли взгляд, а черная тень, юркнув на пол, уже хотела сунуть морду в кувшин с молоком. Только рука Нары оказалась стремительней, спасла кувшин от разорения мрякулом.

Девочка прижала кувшинчик к груди, точно младенца, и хмуро посмотрела на зверька.

– А ты не лезь, куда не просят!

Зверь и Нара сверлили друг дружку взглядами, при этом Полкан даже слегка порыкивал, сфокусировав плотоядный взгляд на кувшине.

– Да ладно тебе. Дай ему, он проголодался.

Девочка покосилась на Калина. Надула щеки.

– Он меня укусил, когда я его пыталась кормить. Только старику без ног неохотно давался и еду брал лишь у него.

– Старику без ног? – Калин растерянно приоткрыл рот.

– Этому, с поверхности. У него еще глаза такие злые-злые, печальные, но очень сердце доброе. Так Дед Карман сказал.

– Лаки? – мальчик почувствовал, что он что-то пропустил. – Подожди! Сколько я…

– Четыре дня, – девочка подняла глаза к потолку. – Да, где-то так. Ешь давай! Потом расскажу, – она показала кулак мрякулу. – А ты – цыц! Пошипи мне тут!

Дальнейший рассказ Нары оказался крайне любопытен. С ее слов сознание Калина попало в некий «Лабиринт Психеи», так сказал дед Карман. Что это и с чем это едят, взрослые не стали распространяться, ограничившись тем, что из него, мол, не все возвращаются. А если возвращаются, не все сохраняют рассудок. Дед Карман почти трое суток не спал – вытягивал его из этого лабиринта своим даром. В их клане только у четверых есть подобный дар, но у Кармана он очень сильный, потому что лет деду уже много, а она еще так не умеет. Опасно это – к человеку в голову проникать, можно навсегда там остаться, и тогда оба погибнут. Но дед, он умный, многое знает.