Бойся моей тени - Данила Пушкин

бы даже не дореволюционной постройки, пять раз перестроенное. При СССР тут был то ли научный институт, то ли управленческая контора — суть в том, что во время перестройки это большое у администрации города отмели и поделили. И сейчас тут было нечто вроде бизнес центра. Куча фирм снимали помещения под офис. В том числе и наша фирма. Поэтому, часов в десять вечера, охранник мог меня выгнать. Освоить смогли верхние пять этажей. Еще один этаж почти целиком в землю ушел, а еще ниже подвалы были. Со двора если зайти, там такие ворота в подземелье — круче чем в Мории. Вот бы хоть раз полазить. Но нельзя, все закрыто, а на первом этаже охранник дежурит, вниз только по лицу пропускает. Там склады всякие сейчас.

На самом деле остаться на работе на ночь — не такая плохая идея. В офисе был отгорожена шкафами небольшая “кухня” с чайником, микроволновкой и стареньким холодильником. Можно будет подогреть мою вчерашнюю шавуху, которую я не доел. Утром умыться в туалете и я уже на работе. Так я точно не опоздаю. Хотя, можно бы было и опоздать, суббота все таки. Значит, можно поспать подольше. Если останусь на ночь на работе, демонстрирую лояльность компании, искреннее желание работать, всё такое. Я выключил свет, открыл пиво, прозорливо прикупленное в обед, поудобнее устроился на сдвинутых вместе двух стульях и включил второй сезон начатого сериала. На улице уже стемнело, мне было даже уютно. Вот сейчас допью пиво и решу окончательно, идти домой или и в самом деле остаться.

Я даже вторую банку начать не успел, как заметил краем глаза движение. Заметил может и краем глаза, но очень четко. Кто-то, размером не меньше немецкой овчарки, прошмыгнул на кухню. И этот кто-то был неприятно неестественный. Я толком не рассмотрел, но было похоже на очень тощую обезьяну на карачках. “А вот и глюки”, — обреченно подумал я. С подозрением посмотрел на банку. Может это все пиво виновато? Но подозрения улетучились, не успев укорениться. Подозревать пиво во всяком, было бы несправедливо. Особенно, по отношению к этой марке пенного напитка. Ведь именно это пивко было единственное, что поддерживало меня на протяжении этих двух лет после института. Я тихонько поставил почти пустую банку на стол, протянул руки к клавиатуре. Поставил сериал на паузу, запомнив серию и время. Открыл поисковую строку браузера и ввел “шизофрения, симптомы”. Не успел даже тяжело вздохнуть, разглядывая выпавшие результаты, как отчетливо услышал, даже через наушники, как на кухне открылась дверь холодильника.

Я замер. Тихонько снял наушники. И отчетливо услышал, как кто-то шарится в холодильнике, гремя пластиковыми контейнерами. И не скрываясь особо.

Я человек опытный, не один десяток фильмов ужасов посмотрел, поэтому знал что делать. Заорать и бежать к выходу. Это же единственный шанс остаться в живых. Надеюсь, никто спорить не будет. И я не буду спорить. Я снял наушники, тихонько встал и вместо хладнокровного, логичного и взвешенного вопля с бегством, крадучись пошел на кухню. По дороге захватив со стола большой канцелярский степлер.

Двигало мной две вещи — хоть и страшно, но не верилось, что у меня глюки. Очень хотелось убедиться в этом окончательно. И, дребезжала на границе сознания смутная надежда, что это Полина. Молоденькая практикантка-архитекторша. Красивая, с красными бровями и в странной одежде — архитекторы они такие, яркие. Уже вторую неделю к нам ходит, диплом делает и заодно опыта набирается. Перекинулся я с ней парой слов всего. На обеде рядом сидели однажды. Но мне хотелось большего. Насколько сильно хотелось — понял сейчас, когда шел с занесенным для удара степлером по темному офису навстречу странным звукам. Звуки, кстати, действительно стали странными — если это была Полина, то сейчас она бросала на пол пластиковые контейнеры. А один, кажется, даже раздавила. Я занес над головой степлер, чтобы ударить того, кого там найду.

А вдруг там и правда Полина? Нет, умом я понимал, что с хера бы вдруг, да и как так… Но скрюченный от ужаса мозг вцепился в эту спасительную мысль, как питбуль в стейк. Последние десять шагов до кухни я сделал, напряженно обдумывая, что сказать. Итак, я заглядываю на кухню, а там Полина. Что сделать? Сказать “Буууу!” ?. Нет, это глупо, по-детски. Надо что-то веселое. “Ночной дожор!”. Нет, это плагиат, я где-то это видел. Скажу “Это дожорная полиция, вилки на стол!”. Уже лучше. А потом уже спрошу, что она тут делает, мы разговоримся, и…

И вот уже книжный шкаф. Я, не опуская руку со степлером, осторожно заглядываю за него. В падающим из окон свете от уличных фонарей, я вижу кухню. Против ожидания, там вовсе не такой погром, как я боялся. Холодильник открыт и в нём кто-то возится. Лампочка в этой шайтан машине 90-х годов перегорела еще до моего рождения, а дверь открывается в сторону окна, поэтому внутренности холодильника погружены в непроглядную, как душа вебкамщицы, тень. Я напряженно присматриваюсь и вижу, как мелькает белый ланчбокс. Падает на пол. А теперь достают белый картон. Это коробочка с тортиком для Маргариты Семеновны, нашего главбуха! И тут я наконец, на фоне белого картона, разглядел пальцы держащего. Длинные, черные. Корявые. Похожие на корни. Нечеловеческие.

Существо отодвинулось, вынырнув из холодильника. Крохотное, высотой мне по пояс, все словно состоящее из линий и суставов, с огромным, как мне с испугу показалось, полуметровым носом. Которым оно принюхалось к коробке. А потом раззявило резиново огромную пасть и с неприятным шорохом запихнула в неё коробку. И начало жевать.

Звуки прожовываемой вместе с упаковкой еды были самыми странными звуками, что я слышал в своей жизни. Я решил, что ничего еще более странного я уже не увижу и не услышу, поэтому осторожно попятился назад. И именно в этот момент степлер в моей руке повело. Ручка раскрылась и эта, совсем не боевая, но тяжелая машинка вывернулась и упала на пол, с грохотом рассыпавшись на запчасти.

Жуткая тварь дернулась, вскинулась, повернулась ко мне. Я отстраненно отметил, что у неё есть отростки за спиной. Как огрызки от крыльев. Вообще оно было будто собрано из костей, закрашенно в черный цвет и будто истекало в воздух черными чернилами, оттого его и было так трудно разглядеть. Я долгие полторы секунды пялился в его маленькие, темные, ничего выражающие буркала. А оно продолжало торопливо жрать. Наконец, я не выдержал, и не своим, тоненьким и дрожащим голоском, спросил:

—