Смертельный капкан - Сергей Майдуков

— Въезжаешь? — вставил Барбарис, нетерпеливо качая ногой.

— Нет, — признался Туманов.

Что такое «несознанка», он понял. Это значило, что он не признает своей вины за совершенное преступление. Но почему вдруг воры озаботились делом Туманова? Какая им разница, как ведется следствие? Чего они вообще хотят?

— Слушай меня, — заговорил Князь негромко, почти дружелюбно. — Жизнь у тебя одна, и какой она будет здесь, — он обвел рукой замкнутое пространство камеры, — зависит от меня: хорошей, плохой или совсем никакой.

— Не будет жизни то есть, — разъяснил заплывший.

— Цыц! — Князь смотрел Туманову в глаза, словно гипнотизируя его, подменяя мысли своими, лишая воли к сопротивлению. — Кончай отпираться, Вадим Петрович. Вызовут на допрос, подмахни протокольчик и живи себе дальше. На зоне будет легче, чем здесь. Там небо видать и дышится легко. Десяточка пролетит, даже оглянуться не успеешь. Читать любишь?

— Что? — растерялся Туманов.

— Любишь, — ответил за него Князь, доброжелательно кивая головой. — Такие, как ты, вечно в книжках роются. Так я черкну маляву, кому надо, тебя библиотекарем поставят. Хочешь?

— Насколько я понимаю, на зону попадают осу́жденные. — Туманов машинально в последнем слове сделал ударение на «у», как это делают сотрудники правоохранительных органов. — А я не виноват.

— Нам пох, — грубо перебил его Барбарис, нога которого дергалась все быстрее. — Сделаешь, что тебе сказано, и дыши дальше. Не то кислород перекрою, гнида.

Он неожиданно вскочил и схватил Туманова пальцами за горло, больно сдавив кадык. Дышать сразу стало нечем, в глазах потемнело. Туманов слабо махнул рукой, стремясь освободиться, но уголовник уже сидел на прежнем месте, опять забросив ногу на ногу.

— Желаешь продолжения? — поинтересовался Князь, почесывая татуированное плечо. — Или договорились?

— Я не виноват, — просипел Туманов, изо всех сил стараясь держаться с достоинством или хотя бы просто прямо.

— Не винова-атая я-а-а! — гнусаво пропел Шаман с верхней шконки.

Воры засмеялись. Но в их смехе не было веселья. Только издевка и нескрываемая угроза.

В камере зажегся свет, дверь загремела от ударов снаружи, зычный голос объявил подъем и предупредил, что через полчаса начнется проверка.

— Ладно, ступай, — махнул рукой Князь. — Я сказал, ты услышал. Потом не обижайся.

Аккуратно переставляя ноги, которые вдруг отказались повиноваться, как после изрядной доли спиртного, Туманов вернулся на место и принялся заправлять постель. Вокруг него отхаркивались, сморкались, переговаривались, шаркали, выпускали газы, спорили, шутили, рассказывали бессмысленные сны, толкались, двигались, разминались, что-то грызли, чем-то запивали… Он не видел и не слышал ничего. Словно в вакууме оказался. Беда, приключившаяся с ним, дала знать о себе с новой силой и неожиданной остротой. Как будто закончилось действие наркоза, и рана откликнулась на это усилившейся болью. То, что она была душевной, нисколько не облегчало страданий несчастного Туманова. Скорее даже наоборот.

Все рано или поздно приходят к выводу, что этот мир устроен несправедливо. Никто, нигде и никогда не может получить гарантий того, что его налаженная жизнь однажды не полетит под откос, а сам он не останется на пепелище, потеряв разом все, чем дорожил и во что верил.

Именно это произошло с Вадимом Петровичем Тумановым одним недобрым летним вечером, когда он не ожидал от судьбы никакого подвоха.

Сквозь открытую дверь балкона доносился одуряющий аромат то ли сирени, то ли жасмина — Туманов плохо разбирался в цветочных запахах. Он лежал на диване в домашних шортах, неторопливо листал новейший перевод гомеровского «Одиссея», наслаждаясь атласной гладкостью дорогой бумаги и любуясь чудесными иллюстрациями, и вполуха слушал супругу, подробно повествующую о том, как она выбирала сегодня нитки, чтобы начать вязать свитер внуку Данилке.

— Угу, угу, — кивал Туманов. Пиршественный стол, изображенный на картинке, пробудил в нем аппетит. — Аллочка, у нас есть что-нибудь сладенькое?

Именно так он выразился, как бы пошло и по-мещански это ни звучало. Что тут поделаешь, если мужчина дома зовет жену ласковым уменьшительным именем и ему хочется десерта?

— Сначала ответь на мой вопрос, — предложила Алла Туманова.

Годы постепенно иссушали былую красоту этой женщины с большими серыми глазами, тонким прямым носом и гривой каштановых волос. Распустив их по вечерам и устроившись в дальнем углу, освещенном только настенным бра, Алла выглядела значительно моложе своих сорока пяти. Порой Туманову казалось, что у нее есть любовник, и тогда в его душе просыпалась жгучая юношеская ревность, но наваждение быстро проходило, и он забывал о своих подозрениях, которые, конечно, были совершенно необоснованными.

— А ты разве что-то спросила? — удивился Туманов.

— Спросила, — подтвердила Алла обиженно. — Какое сочетание лучше будет.

— Сочетание… э-э… чего с чем?

— Ниток с нитками, Вадик! Я никак не могу выбрать цвета. Рукавчики полосатые, перед с двумя квадратами, с этим я определилась. Но цвета? Фиолетовый с белым и черным или лучше синий?

— Синий, — уверенно кивнул Туманов.

— Или все же фиолетовый?

— Фиолетовый строже. Мне нравится.

— А синий? — спросила Алла.

— А синий… м-м… — Туманов потер щеку, — веселее.

— Но малышу что больше пойдет?

— Мне кажется, ему в любом свитере будет хорошо.

— Выкрутился, значит? — усмехнулась Алла. — Хитрый, да? Но теперь, когда ты у меня вкусненькое станешь выпрашивать, я тоже…

Она осеклась, прерванная мелодичным звяканьем мобильника: как будто монетку в копилку бросили.

Туманов испытующе посмотрел на супругу:

— Тебе сообщение. Прочитать не хочешь?

Она отрицательно качнула головой — на волосах заиграли красивые блики от люстры.

— Это твой телефон, Вадим.

Проследив за движением ее алого ногтя, Туманов увидел на полу свой мобильник, включенный в розетку. Подняв его и открыв сообщение, Туманов пошевелил бровями.

— Что там? — спросила Алла.

По-видимому, чувство ревности в ней тоже окончательно не остыло. Супруги ведь видят себя по-особому, в обманчивой дымке прежнего очарования. Друг для друга они остаются молодыми значительно дольше, чем для окружающих.

— Никольников просит приехать, — пробормотал Туманов.

— Юра? Почему не позвонил? Что за таинственность?

— Может быть, у него батарея садится…

Юрий Никольников был давним, очень давним другом Туманова. Они пересеклись еще в школе, а потом вместе провели всю молодость. Их пути-дорожки разошлись после того, как у каждого из них появились сначала невесты, а потом и полноценные семьи. Правда, они и теперь не потеряли друг друга из виду окончательно, продолжали общаться и встречаться хотя бы раз в пару месяцев.