Невиновен - Харлан Кобен

Кто-то наскакивает на тебя сзади. Чьи-то руки хватают за плечи, сдавливают в медвежьем объятии.

Вот ты и попался.

Красная Ветровка приближается к тебе. Сердце колотится как бешеное, бьется в груди, словно птичка в тесной клетке. Тогда ты резко откидываешь голову и разбиваешь кому-то нос. Красная Ветровка надвигается. Ты ныряешь в сторону. Из толпы выходит кто-то еще. Светлые волосы, багровые щеки. Ты понимаешь, что это один из дружков Красной Ветровки.

Стивен Макграт.

Он бросается на тебя. Ты начинаешь метаться, как рыба на крючке. Наваливаются остальные. Ты в панике. Стивен Макграт хватает тебя за плечи. Ты пытаешься высвободиться. Крутишься как волчок.

И именно в тот момент ты вдруг вцепляешься ему в горло.

Ты напал на него? Он толкнул тебя первым или ты его? Ты не помнишь. Может, один из вас поскользнулся на льду? Во всем виноват лед на тротуаре? Ты прокручиваешь в памяти этот момент бессчетное число раз, но ответ так до сих пор и не ясен.

В общем, вы оба падаете.

Ты по-прежнему сжимаешь руки на его горле. Не ослабляешь хватки.

А когда вы падали, раздался глухой стук. Это Стивен Макграт ударился затылком о бордюрный камень. Такого звука, сопровождаемого ужасным хрустом, точно раскололся полупустой сосуд с чем-то жидким, ты никогда не слышал прежде.

Теперь ты знаешь – этот звук отмечает конец жизни.

Ты запомнил его на всю жизнь. Ужасный звук. Он повсюду преследует тебя.

Все остановилось. Ты смотришь вниз. Глаза у Стивена Макграта открытые, немигающие. Но ты уже понял. Понял по тому, как его тело вдруг обмякло. Понял по жуткому хрусту и стуку.

Парни разбегаются. Ты не двигаешься с места.

А потом все закрутилось, завертелось. Прибыли служба безопасности кампуса и полиция. Ты рассказываешь им, что произошло. Твои родители нанимают бойкого адвоката из Нью-Йорка. Эта дамочка внушает, чтобы ты все валил на самооборону. Ты так и делаешь.

И постоянно слышишь этот ужасный звук.

Обвинитель старается выставить тебя на посмешище. «Леди и джентльмены, члены жюри присяжных, – говорит он, – значит, обвиняемый поскользнулся, держа Стивена Макграта обеими руками за горло? Неужели он думает, что кто-нибудь ему поверит?»

Суд проходит неудачно.

Тебе же на все плевать. Раньше тебя волновали оценки и спортивные достижения. Как романтично! Друзья, подружки, поцелуйчики, вечеринки, матчи, прочая муть. Все это пыль и прах. Теперь на смену этому пришел ужасный звук – стук черепа о камень.

На суде ты слышишь, как плачут родители. Да. Но выражение лиц Сони и Кларка Макграт будет преследовать тебя до конца дней. Соня Макграт просто не сводит с тебя глаз на протяжении всего процесса. Так и ловит твой взгляд.

И ты можешь посмотреть ей в глаза. Пытаешься слушать, как жюри присяжных зачитывает приговор, но тебе мешают посторонние звуки, которые не стихают ни на мгновение, не умолкают даже тогда, когда судья, сурово глядя сверху вниз, объявляет приговор. Пресса замерла в ожидании. Исправительная колония для белых мальчиков, где порядки мягкие, как в клубе для бойскаутов, тебе не светит. Не теперь. Не в год выборов.

Мама падает в обморок. Отец старается держаться из последних сил. Сестра выбегает из зала. Брат Берни стоит как замороженный.

На тебя надевают наручники и уводят. Воспитание не подготовило тебя к тому, что ждет впереди. Ты смотрел телевизор, слышал байки о тюрьмах и о том, как там насилуют мальчиков. Этого не случается – во всяком случае, сексуальных домогательств по отношению к тебе никто не проявлял, – но всю первую неделю тебя избивали. Кулаками. Ты совершил ошибку, рассказал, кто ты. Тебя жестоко избили еще два раза, три недели ты провел в карцере. С тех пор прошли годы, но до сих пор в моче у тебя иногда появляется кровь – сувенир на память об ударе ногой по почкам.

Ты живешь в постоянном страхе. И когда тебя выпускают к остальным, уже знаешь: единственный способ выжить – присоединиться к оголтелой компании под названием «Нация арийцев». Грандиозных идей у нее нет, не имеется и глобального видения того, какой должна стать Америка. В основном чередуют безоглядную любовь со столь же пылкой ненавистью.

Через полгода после твоей посадки умирает отец. Сердце не выдержало. И ты сознаешь: это твоя вина. Хочется плакать, но не можешь.

В тюрьме ты проводишь четыре года. Четыре года – примерно столько же времени учатся студенты в колледже. У тебя день рождения – двадцать пять лет, – и ты его стыдишься. Говорят, что ты изменился, но сам ты не уверен.

Когда выходишь на волю, ступаешь неуверенно, словно в любой момент земля под ногами может провалиться. Точно земля может расступиться и поглотить тебя.

С тех пор ты всегда ходишь так, хотя не все это замечают.

Брат Берни встречает тебя у ворот. Он только что женился. Его жена Марша беременна, ждет первенца. Берни обнимает тебя, и ты чувствуешь, что последние четыре года словно не в счет. Ну, почти. Будто их не было вовсе. Твой брат отпускает шутку. Ты смеешься, впервые за долгое время смеешься по-настоящему.

Ты заблуждался – жизнь твоя вовсе не кончилась той морозной ночью в Амхерсте. Брат поможет тебе вернуться к нормальной жизни. Ты даже встретишь однажды красивую женщину. Зовут ее Оливия. Она делает тебя счастливым просто до головокружения.

И ты женишься на ней.

В один прекрасный день, через девять лет после того, как ты вышел из этих ворот, узнаешь, что твоя красавица жена беременна. И решаешь купить мобильные телефоны, чтобы всегда быть с ней на связи. Однажды ты сидишь на работе, и телефон звонит.

Тебя зовут Мэтт Хантер. Телефон звонит второй раз. Ты отвечаешь и…

Девять лет спустя

Рино, штат Невада

18 апреля

Звонок в дверь пробудил Кимми Дейл от сна. Она потянулась в кровати, тихонько застонала, подтащила поближе будильник.

11.47.

На улице, можно сказать, самый разгар дня, а в трейлере темно, как ночью. Кимми так нравилось. Она работала по ночам и засыпала с трудом. Прежде, в Лас-Вегасе, чего только не перепробовала – жалюзи на окнах, занавески, шторы, ставни и специальную повязку для глаз, пока наконец не нашла устраивающую ее комбинацию, не позволяющую раскаленным лучам солнца Невады проникать в ее убежище. Здесь, в Рино, лучи не такие безжалостные, но все равно так и норовят пробраться в мельчайшую щелку.

Кимми села в своей огромной двуспальной кровати. Телевизор безымянной модели, купленный по случаю у одного местного владельца мотеля, решившего обновить обстановку в номерах, был включен, но без звука. На экране плавали некие мутные образы, точно призраки из потустороннего мира. Сейчас она спала одна – настал перерыв в неиссякаемом потоке партнеров. Был период, когда каждый гость Кимми, каждый мало-мальски перспективный самец приносил с собой надежды в эту кровать, вновь и вновь заставлял с замиранием сердца задумываться: «Может, это он и есть, тот, единственный?» Но по прошествии времени и недолгом размышлении Кимми понимала: нет, не он.