Эхо вины - Шарлотта Линк

Девочка вздрогнула. Она и не догадывалась, что все грустные мысли, оказывается, написаны у нее на лице.

– Совсем ничего, – ответила она, слегка покраснев.

Мужчина рассмеялся. На вид он был довольно славным.

– Ладно-ладно, я все понимаю. Первому встречному тайны не доверяют, верно? Куда идешь, в церковь? Что-то ты припозднилась, как я погляжу…

– Я иду в воскресную школу, – пояснила Рейчел. – Занятия начинаются сразу после службы.

– Гм, и правда. Конечно. Занятия у вас ведет этот… ну как его?

– Дональд.

– Дональд! Правильна Мой старый знакомый. Пару раз я имел с ним дело. Ты знаешь, я священник. Из Лондона.

Рейчел напряглась, обдумывая, верно ли она поступает, разговаривая с совершенно незнакомым мужчиной. Родители всегда твердили ей, чтобы она ни в коем случае не вступала в беседы с чужими и не останавливалась в таких ситуациях на улице. С другой стороны, этот дяденька выглядел таким безобидным, а ситуация – совсем неопасной. Ясный, солнечный день. Переливы церковного пения. Пешеходы, лениво прогуливающиеся по главной улице. Разве может что-нибудь случиться?

– Знаешь что? – прищурился незнакомец. – Честно говоря, я надеялся встретить здесь кого-нибудь из воскресной школы – того, кто сможет мне помочь. Я вижу, ты очень сообразительная девочка. А тайны ты хранить умеешь?

Тайны? Еще как! Юлия доверила Рейчел уже целую кучу тайн, и она не выболтала ни одной из них.

– Конечно же, умею! – ответила девочка.

– Дело в том, что. я хочу сделать моему другу Дональду сюрприз, – сообщил мужчина. – Он еще не знает, что я приехал. Я долго был в Индии. Ты знаешь что-нибудь об Индии? Рейчел знала, что эта страна находится очень далеко и что у людей, приехавших оттуда, кожа гораздо темнее, чем у англичан. В ее классе учились две индийские девочки.

– Я там еще не была, – вздохнула Рейчел.

– Значит, тебе интересно посмотреть слайды об этой стране, правда? Снимки детей из индийских деревень. Как они живут, во что играют, какая у них школа. Страшно увлекательно. Верно?

– Верно.

– Вот видишь! А у меня целая куча слайдов из Индии. Я с удовольствием показал бы их твоим друзьям в воскресной школе. Но мне нужен ассистент.

Последнее слово Рейчел не поняла.

– Асси… Что это значит?

– Это значит – помощник. Тот, кто поможет мне повесить экран и будет переставлять рамки со слайдами. Ты уверена, что сумеешь?

Такая работа была девочке как раз по вкусу. Она представила себе удивленное лицо Дона, смотрящего слайды о далекой стране, которые показывает она, Рейчел, в паре с его старым другом. Да Юлия просто лопнет от зависти!

– А как же? Я умею показывать слайды! Где они?

– Стоп, – притормозил ее мужчина. – С собой их у меня нет. Разве я знал, что встречу такую способную помощницу? Давай договоримся на следующее воскресенье. А?

От ужаса Рейчел едва не упала в обморок. Как назло, следующее воскресенье она должна провести в Даунхэм-Маркете, у тети! А потом сразу Джерси, каникулы…

– Ой, а я в эти дни как раз уезжаю! Мои родители…

– Тогда мне придется поискать другую помощницу, – развел руками мужчина.

Представить себе такое было просто невозможно.

– Пожалуйста, – с мольбой протянула Рейчел, – не могли бы вы… – Она судорожно сложила в уме несколько цифр. – …не могли бы вы подождать недели три? Ведь мы на каникулы уедем. Но когда вернемся, я обязательно вам помогу! Абсолютно точно?

– Гм, – задумчиво изрек мужчина. – Это затянется, однако, очень и очень надолго…

– Пожалуйста! – умоляюще смотрела На него Рейчел.

– Думаешь, ты сможешь так долго хранить оту тайну?

– Конечно! Никому ни звука! Честное слово!

– Ничего не говори Дональду. Ведь я хочу его удивить… И маме с папой тоже чур ни слова! Договорились?

– Я ни за что не проговорюсь маме с папой, – заверила Рейчел. – Да я им не очень-то и нужна.

Последние слова были не совсем правдивы, и девочка это знала. Но три года назад в семье появилась Сью, сестренка которую Рейчел никогда не желала, и с этих пор все пошло для нее совершенно по-другому. Если раньше девочка была для мамы и папы самым главным человеком на свете, то сейчас все крутилось вокруг этой ревы, которая требовала постоянного внимания и заботы.

– А своей лучшей подружке? – не унимался незнакомец. – Ей ты тоже ничего не скажешь?

– Нет. Клянусь вам!

– Хорошо. Чудесно, я тебе верю. Тогда запомни, мы с тобой встречаемся через три недели неподалеку от моей квартиры. Мы заедем ко мне на машине и погрузим вещи в багажник. Ты живешь в Кингс-Линне?

– Да, здесь, в Гэйвуде.

– Отлично. Значит, ты хорошо знаешь тупик Чепмен?

Рейчел знала это место. Оно располагалось в новом квартале, где до сих пор продолжалось строительство. Тупик Чепмен заканчивался полевой дорогой. Это была довольно пустынная местность, и Рейчел с Юлией часто катались там на велосипедах.

– Я знаю Чепмен, – подтвердила она.

– Значит, ровно через три недели, в воскресенье. Утром, в десять пятнадцать.

– Договорились. Я обязательно приду!

– Одна?

– Ну конечно. Поверьте, я вас не подведу!

– Я знаю, – улыбнулся он открытой улыбкой. – Ведь ты уже большая и очень умная девочка.

Рейчел сказала «до свидания» и пошла к дому общины. Ее просто распирало от гордости.

Большая, умная девочка.

Впереди было целых три бесконечных недели. И выдержать такой долгий срок стоило Рейчел невероятных усилий.

В понедельник седьмого августа пропал единственный ребенок Лиз Алби.

Был безоблачный летний день, такой жаркий, что людям казалось, будто из Англии они внезапно перенеслись в Италию или Испанию. Впрочем, пренебрежительные словечки, которыми обычно награждают английский климат, всегда раздражали Лиз. Не так уж он плох, этот климат, просто многие привыкли мыслить стереотипами. Погода здесь зависит от региона. Запад, которому доставались все облака, тысячекилометровыми глыбами нависшие над Атлантикой, и в самом деле был сыроват, да в северном Йоркшире с Нортумберлендом дожди шли как по расписанию. Но на юге, в Кенте, фермеры почти каждое лето жаловались на жару и засуху, а на родине Лиз, в Восточной Англии, июль с августом превращались порой в настоящее пекло. Молодую женщину устраивала жизнь в Норфолке, если, конечно, допустить, что жизнь вообще устраивала ее. Несчастной она чувствовала себя вот уже четыре с половиной года, с того самого момента, как на свет появилась ее дочь Сара.