Побег - Борис Кантор

В кабинете полковника КГБ Годовикова раздался телефонный звонок. Полковник снял трубку.

— Слушаю!

— Товарищ полковник, это капитан Прохоров. Только что позвонил Туманян. Наш подопечный собирается завтра утром отправиться в путь.

— Решился всё-таки! С какого вокзала он поедет?

— Скорее всего, с Ленинградского — он вчера сдал там рюкзак в камеру хранения.

— Точное время известно?

— Нет, но Туманян завтра утром должен с ним встретиться и постараться уточнить детали.

— Понятно. — Полковник на минуту задумался. — Вот что, капитан, брать его в пути не имеет смысла — нет оснований! Что мы ему можем предъявить — что он едет в поезде с рюкзаком? Поступим так: подбери группу ребят из наружки — человек пять-шесть, и хорошо, если бы среди них был кто-то из тех, кого он мог видеть в университете, ну, кто там работает из наших сотрудников… При этом шифроваться особо не нужно! Наоборот, надо сделать так, чтобы он ясно понял: за ним следят! Если он не дурак — а он не дурак, — то поймет, что бежать с «хвостом» бессмысленно, и вернется назад. Хорошо бы ему в этом помочь — пусть, например, рядом случайно окажется попутная машина до Москвы… А когда вернется, ты как следует с ним поработаешь! Всё понятно?

— Так точно, товарищ полковник.

— Выполняйте! Когда возьмете его в Москве, сразу доложите мне.

— Есть, товарищ полковник!

КРЫСАНОВ

За окном было пасмурное утро, собирался дождь. Говорят, уезжать в дождь — хорошая примета! Я нервно походил туда-сюда по комнате, чувствуя себя спортсменом перед решающим забегом. Потом вспомнил: надо ж присесть перед дорожкой — и сел на диван.

Итак, на поезде — до станции Лоухи, оттуда пешком до Финской границы, а потом добраться до Швеции и позвонить Стефану… Дальнейшее зависит от того, как меня встретят шведские друзья — ведь с тех пор, как они уехали из Москвы, прошло уже три месяца! За это время они вполне могли забыть и про меня, и про свои обещания…

Мои размышления прервал стук в дверь.

— К телефону! — раздался знакомый громкий голос дежурной по этажу.

Звонил Вилли.

— Давай увидимся напоследок.

К чему эти бессмысленные «последние» прощания? Тем более что мы виделись пару дней назад. Но вдруг он хочет сказать что-то важное?

— Хорошо, давай встретимся через полчаса у метро «Красные ворота», но ненадолго!

О моем намерении бежать за границу знают только два моих близких друга: Заур и Вилли. С Зауром я попрощался вчера и договорился, что он сдаст мою комнату перед тем, как уедет в Тюмень. Ему же я передал письмо для родителей, которое он должен отправить через две недели. Лучше, если они узнают о побеге из моего письма, чем от КГБ.

Вилли поджидал меня на выходе из метро и, увидав, удивленно спросил:

— А где же рюкзак?

— Он там, где надо, Вилли.

— Уже отвез в камеру хранения?

— Предположим, что так.

От метро мы направились не к вокзалам, а пошли сначала по Садово-Спасской улице, потом по Орликову переулку. Было не жарко — только что прошел дождь и, кажется, собирался снова. Несколько минут шагали молча. Мне казалось, будто Вилли хочет что-то сказать, но не решается.

Наконец я не выдержал этой затянувшейся паузы.

— Послушай! Раз уж мы встретились, то я тебе в последний раз предлагаю идти со мной. Пусть тогда не вышло, но теперь-то всё должно сложиться удачно! Если потребуется, я потащу тебя на спине. Я уверен, что мы не подохнем и пройдем. Пусть для этого потребуется два или даже три месяца. У меня теперь есть ружье и леска с крючками, я добуду жратвы столько, сколько надо!

— Нет, сэр! — Так называл меня Вилли, когда хотел подчеркнуть нашу близкую дружбу. — Предыдущий наш поход показал, что такое не для меня! Второго я не выдержу. Мне кажется, один — ты на этот раз пройдешь. А если мы пойдем вместе, что-нибудь случится снова, — нервно сказал Вилли, глядя куда-то в сторону, и, криво улыбнувшись, попытался пошутить: — Когда окажешься за границей, найди мне там жену-иностранку; может, хоть таким образом удастся выбраться отсюда.

— Жалко оставлять тебя здесь, Вилли. Ведь если я пройду, КГБ тебя съест. Они же знают, что мы друзья и в последний год всегда были вместе. Затаскают по допросам, доведут до ручки!

— Я зажмусь и буду молчать. А если меня вышибут из института, поеду куда-нибудь в Сибирь, буду работать в экспедициях…

— Ладно! Только бы это прощание не было прощанием навсегда. Я так говорю не потому, что меня могут убить, хоть это очень даже вероятно. Я опасаюсь, что мы окажемся по разные стороны баррикад.

— Нет, сэр! Ты же знаешь, я не могу быть на другой стороне. Я обещаю, что буду продолжать слушать передачи «из-за бугра» по твоему классному приемнику, а может быть — услышу и о тебе!

— Ну ладно, Вилли! Как хочешь!

— Ты как пойдешь? Старым маршрутом? Ты ведь его уже знаешь почти наполовину.

— А вот этого тебе знать не надо! На всякий случай…

— Я понимаю…

Уже виднелась Комсомольская площадь, три вокзала. Я остановился.

— Вот здесь и попрощаемся. Прощай, мой друг!

— Прощай, сэр! Удачи тебе!

— Спасибо!

Мы не обнялись, а просто пожали друг другу руки, и я, не оглядываясь, зашагал к вокзалам. Хотелось поскорее уйти. Уж очень меня тяготило это непонятное прощание с Вилли. Непроизвольно подумалось, что оно явно не к добру.

ВИЛЕН ТУМАНЯН (ВИЛЛИ)

С Володей Крысановым мы познакомились на вечеринке в доме у сына известного коллекционера русских авангардистов по фамилии Кастакис. Его привел с собой какой-то не вполне трезвый художник-диссидент и церемонно представил как своего друга и единомышленника, а также молодого и талантливого ученого.

Крепкий такой мужичок, небольшого роста, с рыжей бородой, в больших роговых очках — типичный геолог.

«Крруасанов», — сказал он, пожимая мне руку. Он как-то странно грассировал на американский манер, и мне даже пришло в голову, что, наверное, этот Володя, как и я, родился в Америке. Но когда я поинтересовался о его «корнях», выяснилось, что он родом из Сибири. Я даже расстроился.

Этот Крысанов недавно вернулся из длительного похода на подводной лодке, где занимался какими-то научными исследованиями; он был полон впечатлений, и вся подвыпившая публика с интересом слушала его морские байки.

Поскольку я жил неподалеку от его университетского общежития, возвращались мы с ним вместе. Было поздно; такси, как обычно, в поле зрения не появлялись, и нам пришлось долго идти по безлюдному проспекту Вернадского.