Опасно для жизни - Фридрих Незнанский

С Володей Фрязиным они познакомились при расследовании серии убийств, прокатившихся по стране и даже за ее пределами[2]. Жертвами были люди весьма известные, имевшие либо большую власть, либо большие деньги. Либо то и другое. Турецкий включил Фрязина, тогда новоиспеченного следователя межрайонной прокуратуры, в свою оперативно-следственную бригаду. Этот застенчивый паренек оказался весьма толковым следователем и вообще своим человеком, что не преминул отметить Вячеслав Иванович Грязнов, начавший активно переманивать парня в свое ведомство. Следствие по этому делу приняло неожиданный оборот: оказалось, что убийца — потомственный кадровый офицер, в общем-то достойный уважения человек, храбро сражавшийся в Чечне и потерявший там не один десяток товарищей. А его жертвы — подонки, так или иначе причастные к развязыванию этой кровавой бойни. Но Володю Фрязина потрясла более всего смерть молодой журналистки, Жени Клейменовой, собравшей большой материал о неблаговидной роли в чеченских событиях молодых «серых кардиналов» — референтов, пресс-секретарей, спичрайтеров, которые и вершили большую политику за спиной своих патронов. За собранный компромат Женя поплатилась жизнью, а заказчики ее убийства остались на свободе, при своих должностях. И сегодня мелькают на телеэкране почти ежедневно. Тогда Фрязин и сказал Турецкому:

— Александр Борисович! Я очень хотел бы работать под вашим руководством. Но не при Генпрокуроре. Слишком большие дела вы ведете, слишком большие люди в них задействованы и слишком мало шансов увидеть виновных на скамье подсудимых. А я хочу видеть результаты своей работы. Отпустите к Грязнову!

— Ты что, Володя? Ты ведь не крепостной. Какие у меня на тебя права? Иди.

Так ответил тогда обиженный Турецкий. «Индюк надутый! — ругал он теперь себя. — А сам не переживал ничего подобного? За любимым своим начальником, Костей Меркуловым, тоже ведь не побежал в свое время в республиканскую прокуратуру? Хозяйственными делами, видишь ли, побрезговал! То-то. Других мы судить умеем, а себя, любимого, ни-ни».

Грянул залп. Муровцы отдали последний долг погибшему товарищу. Русоволосая девушка подвела худенькую Володину маму к краю могилы, и та бросила дрожащей рукой комок земли на крышку гроба, в котором лежал ее единственный сын, теперь уже безучастный ко всему живому.

Елизавета Никитична не выдержала и зарыдала. Девушка, ласково приговаривая, отвела ее в сторону. Вереница провожавших Володю людей потянулась к могиле.

Здесь же, неподалеку, был организован поминальный стол. В автобусе, принадлежащем ведомству Грязнова, на спинки сидений были уложены фанерные щиты. Приехавшие на похороны муровские девчата накрыли их бумажными скатертями, сноровисто разложили заготовленные заранее бутерброды, разлили в одноразовые стаканчики водку. Друзья и просто сослуживцы Володи Фрязина поднимались в этот импровизированный домик через задние двери, продвигаясь по проходу, выпивали стопку-другую водки, жевали бутерброды и выходили через переднюю дверь, давая возможность помянуть погибшего товарища другим.

Турецкий с Грязновым и Меркуловым стояли чуть поодаль, наблюдая эту картину. Саша и Слава курили, пряча в кулак сигарету от струящихся дождевых потоков. Меркулов, с завистью глядя на них, усиленно вдыхал сырой воздух.

— Ладно, дайте и мне затянуться. Очень уж пакостно, — потянулся Константин Дмитриевич к сигарете Турецкого.

— Ты что, Костя? Я думал, ты уж отвык, — удивился Александр, но сигарету отдал. Заместитель Генерального прокурора России сделал две глубокие затяжки и закашлялся.

— Правильный все-таки этот обычай поминальный, — сказал Турецкий, кивая в сторону автобуса и незаметно отбирая у Меркулова сигарету.

Действительно, выходившие из автобуса люди, в отличие от молчаливой очереди у задней двери, переговаривались, закуривали, разбиваясь на группки. Кое-где даже слышался тихий смех. Что ж, жизнь продолжается, и только ханжа упрекнет этих людей в бесчувственности. Ведь каждый из них сам ходит под пулями и в любой день может оказаться на месте Володи.

Поддерживаемая под руку русоволосой девушкой, к ним подошла Володина мама.

— Спасибо вам всем, что помогли Володю похоронить, — сказала она, обращаясь к мужчинам.

Действительно, деньги на похороны выделили оба ведомства: и МУР, и Генпрокуратура.

— Эх, за что благодарите, Елизавета Никитишна? — у Славы заходили желваки. — Если бы мы ему жизнь помогли сохранить, тогда было бы за что спасибо говорить. — Грязнов бросил окурок, ожесточенно втоптал его в мокрую землю.

— Что ж поделаешь, — тихо ответила Володина мама. — Работа у вас такая. Я вас прошу к нам домой заехать помянуть Володю, — обратилась она к мужчинам. — Всех-то нам не принять, квартирка крохотная. Но вас, Константин Дмитриевич, и вас, Александр Борисович, и вас, конечно, Вячеслав Иванович, Володя очень любил и почитал. Еще я Димочку Чирткова позвала, он мне очень помогал в хлопотах этих печальных. И Володя с ним дружил. Так что, если вы можете, если не очень заняты, мне было бы приятно.

— Конечно, сможем, — брякнул за всех Турецкий, с болью глядя на эту маленькую женщину, сохранявшую удивительное достоинство даже в такую тяжелую минуту.

Вскоре прощание было закончено, люди разместились в автобусах, машинах, и скорбный кортеж покинул кладбище.

В крохотной квартирке блочной пятиэтажки было действительно очень тесно, но чисто и уютно. Бесшумно сновали пожилые женщины, родственницы и соседки, расставляя на столе миски с кутьей, салатами, винегретами, тарелки с селедкой, стопки блинов — нехитрую поминальную снедь. После нескольких рюмок и множества теплых слов, сказанных в память Володи, Меркулов поднялся.

— Спасибо, Елизавета Никитишна, но мы должны откланяться — служба.

— Понимаю, — ответила женщина, провожая гостей.

— Как же вы сейчас одна будете? — с нежностью спросил женщину Грязнов.

— Я не одна, со мной Верочка поживет, — обняла она стоявшую рядом девушку. — Они ведь с Володенькой заявление уже в загс подали. Я так радовалась, думала, внуков дождусь. Теперь уже не дождусь… — не удержалась она от слез, вынимая из рукава черного платья свой безукоризненно белый платочек. Заплакала и Верочка.

Мужчины неловко топтались на месте, опустив глаза.

— Простите меня, — спохватилась Елизавета Никитична и вытерла слезы.

— Это вы нас простите, — глухо ответил Грязнов, — что сына вашего не уберегли. Но мы вас одну не оставим. И вас, Верочка. Будем навещать.

Они вышли на лестницу, молча направились вниз.

— Вот здесь все и произошло, — указал на площадку между вторым и третьим этажом Дима Чиртков.

Мужчины не сговариваясь остановились, словно еще раз прощаясь с Володей.

— А вот здесь, — указал Дима на стену, — над Володиной головой надпись эта была, на стене. Стерли уже.