Записки офисной крысы - Игорь Ягупов

Похищение котла переполнило чашу шведского терпения. На нас посыпались аудиторские проверки. Анатоль ходил мрачнее тучи, хотя его вина была минимальна. Он был третьим по счету директором (его взяли из какой-то котельной) и пришел сюда, когда все основные фонды были уже украдены предшественниками.

Первый директор, Пузанов, уйдя «с позором» через три года после своего назначения, тут же зарыл позор в землю и прорастил из него за одну ночь, как мечтал Буратино, собственный банк. Второй директор продержался еще три года и уехал отсюда с гордо поднятой головой прямо в трехэтажный особняк с видом на залив. Анатолю достались пустые склады и разжиревшие кладовщики. На предприятии торжествовал парадокс, когда у директора была более дешевая машина, чем те, на которых ездили кладовщики.

Анатолю ничего не оставалось, как украсть джип. Кладовщики тут же ответили двумя «фольксвагенами». Анатоль завел себе золотой браслет граммов на сто. Кладовщики стали шушукаться в каптерке, строя планы мести. Сложилась революционная ситуация, из которой бывший истопник вышел с честью, уволив всю стаю кладовщиков вместе с грузчиками. Новое поколение, заселившее каптерку, хотя и воспитывалось Анатолем в строгости и воздержании, подержанными иномарками через пару месяцев все же обзавелось.

Короче говоря, война велась не на жизнь, а на смерть. О ягодниках все давно и думать забыли. И похищенный еще при его предшественнике котел стоял у Анатоля, как кол в горле, не давая развернуться и упрочить победу. Вот и сейчас он бродит по директорскому кабинету в томлении духа.

– Здрасьте, Анатолий Степанович, – приветствую я его.

Анатоль вздрагивает и опасливо косится на Ларса и Эрика. Толстая тетка в углу – очередная аудиторша, нарывшая кучу компромата, закуривает длинную сигарету и шепчется о чем-то с Борей Лыжниковым, личным представителем концерна Ларса в России.

За последние несколько месяцев Борино чувство справедливости обострилось катастрофически. Во всех бедах совместного проекта он склонен винить наш холдинг и лично директора, который сидит тут же и разговаривает по телефону. А ведь еще полгода назад Боря раболепно бегал к Вениамину Львовичу на поклон. Теперь Боря роется в бумагах аудиторши и сокрушенно цокает языком.

Директор кладет трубку и приглашает всех к столу.

– Брат Вениамин! – архаически (это обращение осталось у шведов с прежних романтических времен) произносит Ларе. – Как могло так получиться, что вы заложили имущество нашей совместной фирмы в трех банках одновременно?

Я перевожу, а аудиторша, стряхивая пепел в гостевую – шеф не курит, и у него аллергия на табачный дым – пепельницу, поднимает бровь и гневно сверкает глазами. Боря ерзает на стуле. Это он, видать, подковал шведов насчет результатов аудита.

– Брат Ларе? – хмыкает директор.

Он не совсем понимает проблему. Анатоль смотрит на него преданными глазами.

– Закладывать одно и то же имущество сразу в трех банках – разве это морально? – перевожу я слова вступившего в разговор Эрика.

– Брат Эрик? – опять теряется в догадках Вениамин Львович.

– А что здесь такого? Что здесь такого? – сдают нервы у Анатоля, и золотой браслет звенит кандалами на исхудавшей от тревог руке. – Это обычная практика, обычная практика.

– Он говорит, что все так делают, – вяло бросаю я братцу Эрику.

Тот теряет дар речи и бессильно разводит руками. Отдышавшись, он задает сакраментальный вопрос:

– Так куда ж тогда делись все эти кредиты? От трех банков?

Вопрос повергает директора в глубокую задумчивость, Анатоль исступленно звенит цепью.

– Может, чайку? – неожиданно просыпается во мне хозяйственность, и я выглядываю в приемную. – Валечка, кофе и чай нам, пожалуйста.

Мы пьем чай, аудиторша закуривает очередную сигарету, а шведы обсуждают что-то на родном языке – чтобы я, значит, не понял. После чаепития разговор со стороны шведов приобретает характер грязных домогательств. Их интересует, куда подевались их денежки, кто вообще разрешил брать банковский заем под арендованное имущество, нашелся ли злосчастный котел (а он никуда и не терялся, родимый), как идет закуп у населения дикорастущих ягод и куда испарились ягоды, якобы закупленные в прошлом году…

Через два часа Анатоль вышел из председательского кабинета чисто физическим и крайне изможденным лицом. Управление совместным проектом возложили на Борю Лыжникова, который, казалось, так и рвался стать под седло.

Месяца через полтора меня занесло к нему по делам. Чтобы не подниматься зря наверх, я спросил у толкущихся на складе грузчиков:

– Шеф у себя?

Грузчики в ответ только заулыбались и показали руками на уши – не понимаем, мол.

Я перешел на английский. Потом вспомнил несколько слов по-шведски…

– Игорь, зря стараешься, – окликнул меня сзади мой шофер Дима. – Это не турмалаи. Это Борька глухонемых нанял, чтобы налоги скостили.

Не имея более вопросов, я поднялся к Лыжникову в офис и отдал ему пакет с бумагами от «брата Вениамина».

– А Сеппо когда приедет? – гнусавит в трубке противный женский голос.

Я уже привык к подобным звонкам, а потому не удивляюсь:

– А какой Сеппо?

Чувствуется, что женщина немного растеряна.

– Ну, он такой симпатичный, из Финляндии… – просящим голосом, растягивая гласные, добивается она.

Она не знает, что Сеппо – чуть ли не самое распространенное среди финнов имя. И я вовсе не издеваюсь, выясняя подробности.

– Ау нас все симпатичные и все из Финляндии, – бросаю я в трубку. – Сеппо Лехтонен приезжает в среду, а Сеппо Перхеентупа – на следующей неделе. Твой какой?

– Ой, я не знаю, – женщина чуть не плачет. Действительно, финские фамилии не схватишь налету. К тому же финны не очень охотно щеголяют ими перед своими русскими подружками.

– Подожди, – снисхожу я, – сейчас посмотрю.

Я достаю заветную книжечку, где у меня записаны – какой стыд, однако! – имена подруг всех моих финских партнеров.

– Так, – тоном секретарши в собесе произношу я в трубку, водя пальцем по засаленной от частого использования страничке, – у Сеппо Лехтонена – Галя, а у Сеппо Перхеентупы – Таня… Ты у нас кто?

– Ой, я Галя, – радуется трубка.

– Тогда твой будет в среду. Часам к восьми можешь подойти в гостиницу, – бесцеремонно распоряжаюсь я женским телом.

Это, собственно говоря, не гостиница, а гостевые комнаты – первый этаж жилого дома с отдельным входом, который держит наш холдинг для заезжих партнеров. Здесь финны устроили настоящий дом терпимости.

– В восемь? Приду, приду обязательно, – радуется Галя. – А вы там тоже будете?

– А я-то вам зачем?