Битвы Фэнтези: Исход - Михаил Семёнович Карабашьян

не хотелось, чтобы ещё хоть кто-то из эльфов погиб. Несмотря ни на что, он уважал эту расу остроухих существ и очень желал, чтобы они вернули себе былое величие.

Пройдя все этажи, Чародей наконец дошёл до двери в подземелье. Глядя на неё, он откупорил бутылёк Некроманта и, сделав глоток, раскашлялся, почувствовав, как у него обожгло горло.

– Действительно крепкое, – выдохнул он, зажав нос рукавом и прослезившись, – спасибо Некромант.

Он открыл дверь и пошёл вниз по лестнице, освещённой светящимися изнутри камнями на потолке коридора. Этими же камнями было освещено всё подземелье, придавая ему слегка зеленоватый и зловещий оттенок.

Спустившись, Чародей пошёл по туннелю, то и дело проходя какую-нибудь лабораторию, в которых Колдун проводил свои невероятные эксперименты.

Чародей заглядывал в каждую, бегло осматривая содержимое и морщась от увиденного. Так продолжалось, пока в одной из лабораторий он не увидел её.

Сэцуко стояла возле огромной пробирки с амниотической жидкостью и внимательно разглядывала зародыш какого-то мутанта внутри. Она не отвлекалась ни на что. Полностью поглощённая созерцанием существа, одетая в чёрную кожаную броню амазонок, окутанная зеленоватым свечением от камней на потолке, она была словно статуя. Недвижимая, холодная и прекрасная.

Не в первый раз Чародей ловил себя на том, что заглядывается на дочь своего союзника. Он и правда находил её очень привлекательной, но причина была не только во внешности девушки. Отчего-то, при виде её, у Чародея начинало чуть иначе биться сердце, а дыхание становилось лёгким и почти не доставляло боль. Это было очень странно и совершенно необъяснимо. И Чародею это безумно нравилось, хоть и заставляло задуматься.

Отбросив лишние мысли, он направился к девушке. Когда он подошёл к ней ближе, она спросила, не оборачиваясь:

– Что скажешь?

– Насчёт чего? – удивлённо переспросил Чародей.

– Этого, – она кивнула на пробирку перед ней, – что скажешь?

– Ну…, – Чародей внимательнее всмотрелся в зародыш со змеиной головой, – выглядит как уродливая тварь.

– Так я и думала, – сказала девушка.

Она была, как обычно, неестественно спокойная, но Чародею показалось, будто он уловил нотки грусти в её голосе.

– Ты о чём? – спросил он.

– Я тоже – уродливая тварь ответила Сэцуко.

– Чего?

– И место моё прямо тут. В одной из тех.

Она указала кивком на пустующие пробирки с амниотической жидкостью, стоящие у стены, и продолжила.

– Я ведь тоже эксперимент. Результат тёмного искусства моего отца. Его опыт по воскрешению трупов и нарушению законов природы. Или, иными словами, уродливая тварь.

– Но это ведь не так! – возразил Чародей.

– Неужели? – Сэцуко развернулась лицом к собеседнику, – Разве это были не твои слова?

– Ты всё перевернула с ног на голову! Я говорил конкретно о существе в колбе.

– А разница? Я тоже вполне могу залезть в колбу. И что тогда?

– Тогда я полезу за тобой.

– Зачем это?

– Потому что моё место тоже там, как и любого живого существа в мире. Ведь все мы – эксперименты природы по созданию живых существ. Год за годом она экспериментирует, выводя новые виды животных, или улучшая уже существующие. Так же происходит и с людьми. Мы рождаемся теми, кто мы есть в результате бесчисленных опытов природы над человеком, оттого мы все разные и каждый со своими определёнными способностями и умениями.

– Вроде этих? – спросила Сэцуко и, подняв руку, создала на ладони облачко синего тумана.

– Или этих, – Чародей улыбнулся и, повторив движение девушки, зажёг на руке огонь.

Сэцуко посмотрела на танцующие языки пламени перед собой, затем задумчиво отвела глаза и отвернулась обратно к пробирке.

– Так что да, – продолжил Чародей, гася пламя на руке, – ты эксперимент. Но ты прекрасный эксперимент, в отличие от меня или многих других, рождающихся с увечьями или скрытыми болезнями. Получается, что это мне место в пробирке, как неудавшемуся образцу.

Он замолчал, и они с Сэцуко какое-то время стояли рядом в тишине, разглядывая существо перед ними.

– Когда ты умрёшь? – вдруг резко спросила девушка.

От внезапного вопроса Чародей поперхнулся, но затем усмехнулся и грустно ответил:

– Видимо скоро.

– Уговорил. После твоей смерти, я запихну тебя в одну из этих штук и буду всем показывать тебя как образец неудачных опытов природы над людьми.

Чародей рассмеялся во весь голос. Невзирая на боль в груди, он смеялся до слёз, внезапно почувствовав избавление от, гнетущих его, раздумий. Он уже и правда не помнил, когда ему в последний раз было по-настоящему весело и поэтому, вытерев проступившие слёзы, он сказал:

– Спасибо, Сэцуко.

– За что?

– Ты напомнила мне, что значит быть живым.

– Ты что забыл? Возвращать к жизни мертвецов – мой природный дар.

Чародей рассмеялся с новой силой, а когда, наконец, успокоился – спросил:

– Ты закончила тут?

– Да. Только ничего не нашла.

– Ну и пёс с ним! Пойдём! Я уже насмотрелся здесь на… всё. И, в добавок, замёрз.

Он взял девушку за руку и повёл за собой. На удивление, она не стала сопротивляться и лишь спросила:

– Куда ты меня ведёшь?

– Покажу тебе одно место, – с улыбкой ответил Чародей, – там уютно и можно погреться.

Глава 2. Сбор гильдии

Ашур мирно спал в своей каюте. Он видел приятные сны о том, как, уже совсем скоро, он прибудет домой после долгого странствия и встретит там свою драгоценную жену и обожаемых детей.

Они окружат Ашура, будут бесконечно тискать его, засыплют вопросами о далёких землях и невероятно обрадуются подаркам, которые он привезёт. Так было каждый раз, при его возвращении после долгих странствий. Так же и должно было быть теперь.

Ашура разбудило внезапное чувство тревоги. Он резко проснулся, расстроившись, что пришлось расстаться со сладкими грёзами о доме, но тревога не покидало его, и Ашур решил, что грёзы пока подождут.

Он сел в койке и внимательно осмотрелся. Маленькая, но удобная каюта была едва освещена раскачивающейся на подволоке масляной лампой. На узком письменном столе покоились бумаги с отчётами о путешествии, которые он отнесёт султану, как только прибудет в столицу, и его личный дневник, запертый на крохотный замок. У койки стоял сундук с вещами, а на переборке, на вбитом в неё колышке, висела походная одежда посла. Словом, ничего не говорило о какой-либо опасности и Ашур совершенно не мог понять причину своих переживаний.

Внезапно, он услышал знакомый голос, доносящийся из ниоткуда. Ашур ещё раз осмотрелся и, на этот раз, увидел рядом с письменным столом едва заметный силуэт, набирающий яркость с каждой секундой.

Посол вжался в спинку своей койки, рефлекторно вцепившись в подушку одной рукой, а в одеяло – другой.