Голос Вселенной 1993 № 15-16 - Юрий Дмитриевич Петухов

Равнодушными рыбами скользят мимо меня Глаза…

В хрустальном шаре голубеет холод. Молчит Человечество.

Тоской-наползает перебродивший во мне Покой.

– Сорви-и-и…

Я – сумасшедший атом! Я не избран – я выброшен, отторгнут!

…Кружится Ангел, словно лист осенний…

Тяжелые воды гулко ползут мимо.

Я перебираю свою Жизнь: сжигаю себя постыдными воспоминаниями и воскрешаю достойно прожитыми днями. Тонким прутиком рисую я иероглифы на черном песке и вижу далекого замученного человечка, в голове которого они приобретают Смысл. Нервным пером человечек рвет бумагу, стараясь успеть за остывающими мыслями. И мне доставляет удовольствие мучить ими этого писаку.

Вдали сонно покачивает ветвями печальное Дерево.

– Спи-и-и-и…

И явилась Женщина…

Нагая, длинноволосая – Она похожа на морскую волну. Она появляется и исчезает, являясь мне то пышной блондинкой, то жгучей шатенкой, то стройной черноглазой брюнеткой. Я пытаюсь обнять Ее, но от прикосновения моих рук Она тает в воздухе, рассыпается розовой морской пеной.

– Сорви-и-и…

Хрустальным яблоком томно покачивается Она на черной ветке.

– Сорви-и-и-и… Я похож на факел!

Весь мир я готов отдать за Миг соединения с Нею – прекрасной и неуловимой!

Бьет крылами безглазая птица! Кровавым монстром хрипит вздыбленное к Небу море!..

Бесконечными белыми ногами разломилась молния!

Я тону-у-у…

Я молю о глотке воздуха, мое сердце превращается в солнце. Я продираюсь сквозь черные ветви к хрустальному плоду.

– Сорви-и-и-и-и-и-и…

Черный человечек злорадно вонзает в песок свой стилет.

Женщина гаснет… Гасне-е-ет…

– Сорви-и-и-и-и-и-и-и-и…

Падший Ангел похож на курицу, попавшую под дождь. Нахохлившись, сидит он посреди Земли и проклинает Тот Миг, во имя которого готов был отдать все на свете.

Мне искренне жаль его. «Остановись мгновение– ты прекрасно!» Способны ли мы выдержать остановившееся Мгновение?

– Ом-м-м-м-м-м!

Во мне, как в колбе, затаилась сперма. Женщина– это глаза, из которых растут ноги…

– Сорви-и-и…

Я так устал делиться Жизнью!

Кудрявым несовращенным ангелочком порхаю я от цветка к цветку. Я пронзаю собой Тишину! Я чувствую, как Эхо уходит от меня. И новое, еще неродившееся Эхо щекочет мне горло…

В глубинах Бога я рождаю Эхо!

– Сорви-и-и…

…во мне, как в колбе, затаилось Чувство…

Я никогда не слышал, как Море смеется!

А у черного человечка и улыбка черная, и прутик черный, и мысли черные.

– Сорви-и-и…

Белое искрящееся Тело вновь кружит вокруг меня…

Я похож на падающее солнце…

Я купаюсь в хохоте женских волос…

– Сорви-и-и-и…

Но…

– Сорви-и-и-и-и-и!

Я не могу…

– Сорви-и-и-и-и-и-и-и-и-и!

быть убийцей Того, кто создал меня!

– Сорви-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и!

Горит хрустальный плод.

Жалким угольком дымится черный человечек.

Слезинкой Дьявола искрится Женщина…

– СОРВИ-И-И-И…

Убийцей Бога был Адам.

Убийцей Авеля стал Каин!

– СОРВИ-И-И-И-И-И-И! Господи-и-и!

Кто сказал, что в Эдеме нас ждет Покой?!.

Юрий Петухов

Бойня

Завизжал пуще прежнего Коротышка Чук. Молча упал Пеликан Бумба. Пополз, оставляя кровавую дорожку, Волосатый Грюня. Он был, наверное, сильно ранен. Но полз к выходу. Единственный круглый, широко раскрытый глаз смотрел с мольбой.

Чудовище чуть качнулось – и ствол уперся в броню машины, теперь он был скорее не стволом, а крюком, во всяком случае, стрелять из него было нельзя.

Грюня еще дышал, когда чудовище подошло ближе.

– Зачем? – пролепетал он. – Кому мы мешали?

– Ничего, все пройдет, ты же живой, – проговорило чудовище.

Из огромного глаза текли слезы.

Чудовище хотело сказать еще что-то. Но оно заметило, что глаз начинает стекленеть, и отвернулось…

«Несчастный Грюня! Его-то за что?! Отлавливать? Врете, не отлавливать! И даже не отстреливать особо деградировавших! Это все враки! Чистая ложь! Вы сюда начали приезжать, чтобы позабавиться! На охоту! А чего ж не поохотиться, коли тут резервация?! Коли тут все для охоты есть?! А какие трофеи?! У вас там, во внешнем мире, за колпаком, такие и не водятся! Так вот вы какие. Раньше вы на нас смотрели как на племя уродцев, несчастных, как на дармовых, за глоток сивухи и миску баланды, рабов! А теперь и так перестали! Теперь как на зверей смотрите, позабыв, что предки-то у нас одни, что прапрадедушки и прапрабабушки наши были сестрами и братьями! Ну ладно, давай! Тешьте себя! Поглядим еще – кто на кого охотиться будет!»

Погнавшаяся за Паком машина возвращалась. В тишине ее лязг был особенно слышен. Наверное, находившиеся в ней; уже сообразили, что дело неладно.

Чудовище спряталось за стеной. Оно знало, что надо делать.

Когда машина подъехала ближе и остановилась, чудовище подпрыгнуло и обрушилось всей массой на башенку. Броня выдержала, но ствол, торчащий из нее, превратился в кривую загогулину. Почти сразу чудовище сползло назад. И не ошиблось – люки откинулись. И наверх выскочили трое с трубками. Они ничего и никого не боялись здесь. Они знали, что обитатели резервации не имеют никакого оружия, что это вырождающиеся мутанты, не способные толком защитить себя… И они просчитались. Их смерть была мгновенной и почти безболезненной. Все! С туристами было покончено.

Чудовище заглянуло в короб на корме. Там лежал скрюченный Гурыня-младший в изодранном очередями комбинезоне, со свернутой шеей. Рядом полусидел умный и хитрый Пак – хобот его был рассечен надвое, на лысом огромном лбу зияла дыра. Видно, в последний миг Пак успел повернуться к преследователям лицом. Но теперь это не имело ровно никакого значения.

«Сволочи! Они всегда были сволочами! И мы виноваты тоже!»

Чудовище по одному отнесло тела мальчуганов к потайному подвалу, опустило их вниз. И завалило камнями, обломками кирпичей. Сверху накатило огромный сцементированный кусок стены. Чужаков-туристов оставило как они и были.

Потом оно немного передохнуло. И, не оглядываясь, побрело прочь из городка.

«Все будет как прежде. В поселке и не заметят пропавших. Кому какое дело до них! Ну и пусть! Они сами по себе, а я сам по себе. У них там свои дела, своя работа. А у меня все свое, собственное. Нам рядом не ужиться. Эти, конечно, придут еще. Всё расследуют, все определят. Будут искать. Пускай ищут! Плевать на них! Пускай отстреливают, отлавливают! Пускай охотятся! И пускай знают – и на охотников охотник сыщется! Я не пугаю. Мне до них нет дела. У меня своя цель. И я ее не собираюсь менять. У меня нет другой цели. Я буду их бить! Крушить! Расколачивать вдребезги! По всем городкам! По всем местечкам! По всей нашей бескрайней резервации! А когда я расколочу последнее и мир перестанет двоиться, я выберу самый