Ты - моя половинка - Эйлин Уилкс

Трастовый фонд, этот чертов трастовый фонд, учрежденный их отцом, требовал от каждого из братьев выполнения определенных обязательств. Свою часть Люк выполнил незамедлительно, объяснившись в любви Мэгги. Джейкоб был близок к тому же. Майкл тоже готовился… Так трое взрослых мужиков вынуждены были плясать под дудку старикана, пять лет гниющего в могиле.

Джейкоб бросил взгляд в направлении бара, возле которого обосновался Майкл, и небрежно произнес, протягивая брату свой пузатый коньячный бокал:

— Плесни мне тоже этой дряни… Да не скупись… Так уж и быть, составлю тебе запойную компанию, — сказал он, принимая наполненный бокал. — Что это у тебя за конверт? — спросил он, только теперь заметив томления Майкла.

— А… Это копия добрачного соглашения об имущественных отношениях, полученная от адвоката. Осталось только подписать и заверить нотариально.

— Имущественные отношения обрученных… Ах, эти влюбленные новейшей эры! — беззастенчиво посмеялся Джейкоб. — Кто-то уже есть на примете?

Майкл опрокинул еще один стакан.

— Не терпится поздравить братца?! Да, можешь погрести меня под ворохом никчемных соболезнований. Я теперь счастливый жених. Думаешь, почему бы я решил надраться?

Она проснулась внезапно и сразу, как просыпается караульный при приближении начальника.

Женщина облизнула пересохшие губы и протерла заспанные глаза и тотчас с неумолимой отчетливостью ощутила невероятный ужас.

Темнота. Жесткая лежанка… А Дэна рядом не было. И быть не могло, хотя она постоянно помнила о нем. Зато была старенькая сестра Мария-Елена, которая вопреки своему изысканному, принятому с постригом имени с удивительным разнообразием и в непрогнозируемой очередности сопела, похрапывала, пофыркивала, посвистывала и всхлипывала во сне.

Женщина посмотрела на сестру-монахиню, однако, признаться, разглядела немногое, не считая контуров тела и темной всклокоченной головы на некоем подобии подушки. Она бы хотела увидеть окно и огни цивилизации за стеклом, но взгляд на одну из стен подтвердил несбыточность этого желания. Она увидела лишь крупные звезды, мерцавшие в узких расщелинах наружной стены. Боевики пробили эти отверстия в первый день заточения. С тех пор минула неделя. От щелей ее глаза прочертили невидимую дорожку к двери. Но женщине оставалось лишь предполагать, что дверь на месте, поскольку по причине кромешной темноты в том дальнем углу комнаты убедиться в этом она не имела возможности.

Ее постоянно мучил дремучий полуночный страх, который имеет обыкновение захватывать человека врасплох и целиком.

Истребить этот страх можно было лишь светом.

О боже!

Свет появился. Но не по мановению руки проснувшейся женщины.

Загорелся контур двери ее темницы. Свет скупо втекал внутрь, просачиваясь сквозь узкие зазоры между дверью и косяками. Должно быть, сторож осветил дверь мощным фонарем, проверяя целостность затворов.

Ее взгляд вновь переметнулся на внешнюю стену, туда, откуда иногда можно было услышать голоса.

Наступающим утром должно исполниться семь полных суток, как все ждут прибытия человека, называемого Эль Джефе, которому предстояло решать, жить двум женщинам или умереть.

Некий человек присвоил себе право определять ее судьбу и судьбу сестры Марии-Елены, так что страх женщины нельзя было считать беспричинным.

Старенькая и немощная Мария-Елена заглушала панику непрестанными обращениями к Богу, перебирая крупные бусины засаленных четок. Она с неутомимостью и неистовством, присущим всем волонтерам-подвижникам, творила свои вседневные молитвы. Столько-то молитв покаянных, столько-то о помиловании душ… душ двух плененных и заблудших и непросвещенных вышним светом душ похитителей.

Эй Джей вновь легла на постель, стараясь не потревожить подругу по несчастью. Ее трясло мелкой дрожью, ладони увлажнились. Но ей не удавалось принудить себя забыть об угрожающей опасности. Женщина не смогла долго лежать без сна. Она тихо ступила на холодный грязный пол.

Эй Джей подошла к наружной стене и глубоко вдохнула проникающий сквозь пробоины воздух, прохладный и колкий. Она заставила себя подумать о горах, с которых течет прохлада, о зеленых травах, что присыпаны серебряной росой в этот час, она вообразила божественные ароматы огненных цветов этой благодатной части света. Глубокие, медвяные, настоянные в полуденном зное, они вскружат голову любому, кому посчастливится их вдохнуть.

Здесь повсюду, Эй Джей не сомневалась, есть цветы. Она угадывала это по запаху. На где именно находится это «здесь», ей не дано было знать. Сан-Кристобаль — россыпь гор и утопающих в джунглях поселений. Женщина знала лишь то, что боевики доставили ее сюда из спящей деревеньки Ла-Палома, в которой она работала.

Ночь не была тиха, как ей, оглушенной храпом старенькой больной монахини, показалось сначала. Теперь она могла разделить эту симфонию звуков на отдельные компоненты. Ясно слышались кваканье лягушек, чьи-то шаги и тихие посвистывания, порожденные взмахом крыльев потревоженной ночной птицы.

Эй Джей могла закрыть глаза и увидеть все это — так отчетливы были эти детали укутанной ночным мраком жизни.

И где-то недалеко — человеческий возглас, а если вслушаться, то приветствие, произнесенное на испанском. Дальний клич — пума настигла добычу. И снова ветер в кронах деревьев извещает о затяжной засухе, шелестя обезвоженными листьями.

Эй Джей старалась не сожалеть, что приехала в Сан-Кристобаль. Но не могла не вспоминать родной Техас. Она наслаждалась изысканным разнообразием ночных звуков, а в сердце сгущался ужас. Страх заставлял двигаться губы Эй Джей, она неразборчиво повторяла дневные молитвы сестры Марии-Елены, которые обеим женщинам представлялись единственным спасением от паники.

Эй Джей понимала, что слабеет с каждым днем, с каждым часом. В особенности ночная бессонница оказалась жестоким испытанием. В дневные часы женщины еще кое-как подбадривали друг друга. Теперь же она была наедине с неизвестностью, и эта неизвестность грозила зловещим исходом. Эй Джей не хотелось признавать, что она падает духом. Но факт оставался фактом. Она сдавала.

И с каждым днем надежда на спасение становилась все меньше. Теперь американка мечтала хотя бы еще раз увидеть солнечный свет, услышать утренний щебет птиц, крики бесноватых мартышек. Уже это стало бы для нее избавлением. Безумие, сумасшествие, вызванное кромешным ужасом, было почти осязаемым. А голубизна небес могла хоть в какой-то мере поддержать силы после семидневного заточения.

Каждая ночь начиналась с того, что она искала отдушину в воспоминаниях о Дэне. Она принуждала тело и разум томиться по нему, убегая в грезы. Потом мысль непременно обращалась к другому повелителю ее дум — неведомому Эль Джефе.

Эй Джей встала на цыпочки, расслышав неопределенный, не слышанный прежде шум, она попыталась дотянуться до одной из узких пробоин в стене, служивших своеобразными окнами. Ее глаза расширились. Темная тень скользнула мимо, на короткий миг заслонив собой звездное небо. Потом еще череда звуков — опасливых, приглушенных.