В начале перемен - Михаил Давидович Харит

Быть взрослым непросто. Огромное количество вопросов не имело ответов, правда и кривда запутаны, словно веревки рыболовных сетей. Мир кишел загадками. И главная тайна была в цели их путешествия. Иногда он думал, что, сумей выведать, для чего и куда они плывут, всё встало бы на свои места. Пока же он мог лишь надеяться, что планы капитана Елисея не предусматривали утопить спутников.

На корабле всё не так, как на суше. Ночи темнее, вода мокрее. Ветер могуч, а кусок тверди под ногами скачет, как взбесившийся конь.

Море было живым и обладало нервным характером, хуже, чем у папы Якова. Даже при хорошей погоде оно волновалось. А уж стоило чему-то не заладиться, принималось бушевать и громыхать благим матом. Оно ощущало корабль, как пёс чувствует блоху, пробирающуюся по коже. Встряхивалось, дёргалось, кусалось.

Крысы, жившие на борту, страдали. Люди терпели.

В первый день дети восторженно скакали по палубе, становились на голову и визжали от счастья. Восторг переполнял. Никто из них никогда не видел такой огромной подрагивающей глади воды, прозрачной, заполненной солнечными бликами, выводками рыб, водорослями. Потрясающе! Колоссально! Невероятно!

Но вскоре радость потухла. Мир вокруг лениво раскачивался, горизонт поднимался то одним, то другим краем. Скудная еда болталась в желудках вместе с кораблём, нутро выворачивало наизнанку.

Через пару мучительных дней они освоились. Выяснилось, что человек способен жить даже на качелях очень долго, пока не помрёт.

Дети делились на две категории. В первую входила «малышня» – крепыши чёрных и рыжих мастей, без видимых гендерных различий, в возрасте пяти-шести лет. Их нестриженые волосы свалялись комьями разноцветной шерсти. Лица лоснились от пота. Вторую, малочисленную группу составляли «уже большие».

Среди старших выделялся Наум, задиристый, подвижный парень с короткими кучерявыми волосами и лицом, где металась беспокойная злость. Раньше он жил в Иерушалаиме, водил дружбу с базарными ворами, чем страшно гордился.

Паренёк не был рослым, как Марк, но в нем чувствовалась мощная притягательность. Дети беспрекословно ему подчинялись, несмотря на смутное понимание, что неминуемо будут втянуты в неприятности.

Очень скоро Наум утвердил своё главенствующее положение.

Раздал тычки младшим, предъявил острый, как бритва, нож старшим и принялся командовать. Марка не трогал, лишь дурашливо улыбался уголками приподнятых губ, но было понятно, что не стоит истолковывать эту ухмылку как знак дружелюбия.

Вскоре стычка всё же произошла.

- Эй, Марк, – беззлобно бросил Наум. – Это мать нарядила тебя в дорогу в такие тряпки? Круто!

Кто-то преданно хихикнул, дожидаясь реакции.

- Отвяжись!

- Так ты молчун, выходит.

Наум по-хозяйски положил руку на плечо. И заговорил дружелюбно, как старый приятель:

- Нет, правда. Не обижайся. Говно на тебе надето. Чисто нищий у стены.

Смешки стали громче.

Марк резко сбросил руку. Они стояли лицом к лицу. Наум продолжал улыбаться.

- Хорош причиндалами меряться! – раздался властный голос. – Здесь самый большой штырь только у одного человека, у меня. Знаете, кто я?

Кто ж не знал Фому бен Захария, начальника воинов? Благочестивый человек. Если надо кого-то прикончить, не хитрил, не лукавил, как какой-нибудь злодей. А брал меч и делал свое дело. Иногда его посещали приступы необъяснимой ярости, и все прятались в трюме, даже гребцы. Вот кто представлял наибольшую опасность из всех возможных ужасов.

- Все разборки только по моей команде. Иначе располосую шкуру, как гиену. Ну-ка отошли друг от друга.

Марк не был удовлетворён исходом стычки, но спорить с Фомой не хотелось. У того были равнодушные глаза убийцы, верёвки мышц пучками сплетались под дублёной кожей, а мускулы на руках и шее ходили ходуном.

Марк медленно отодвинулся. Наум сделал лишь крохотный, почти незаметный шажок. Получалось, что он победил.

Фома добавил:

- Теперь будете каждый день учиться бою. Там и поквитаетесь.

Воин не соврал. Каждый день терзал детей, даже девчонок, занятиями, показывая свои смертоносные приёмы.

- Человеческое тело уязвимо, – учил Фома. – Убивать легко, не требуется рубить мечом изо всех сил, как делают римляне. Повредить сухожилия, выколоть глаз, разрезать шею можно почти без усилий. И следует работать двумя мечами с обоих рук одновременно. Тогда и защита невозможна. Секрет в быстроте и точности.

На палубе были укреплены большие соломенные куклы с нарисованными человеческими лицами. Дети по тысяче раз тыкали клинками синхронно в глаза и пах манекенов.

Марк подумал, что когда-нибудь и сам станет великим воином. И люди будут прятать взгляд при встрече с ним.

Пока же он осваивал новые приёмы драки, совсем не похожие на знакомые уличные уловки. Его партнёром на тренировках стал Илья, худой, но крепкий парень. Стычек с Наумом больше не происходило. Они словно не замечали друг друга.

Постепенно мальчик осваивал морскую премудрость. Он уже знал, если забросить сеть за борт, то останешься без сети. Чтобы завязать морской узел, достаточно аккуратно смотать веревку, положить на палубу и отвернуться. Узел, да не один, завяжется сам. Он выяснил, если зазеваешься, парус может дать крепкий подзатыльник. Еще он понял, что моряки делятся на оптимистов и пессимистов. Первые считают, если плыть всё время прямо, рано или поздно найдёшь землю. Вторые полагают, что земли вообще не существует.

Когда вытягивали сети, он со взрослыми разбирал улов и смотрел на диковинных рыб. Многие, наиболее хищные, отчаянно бились, пытались зацепить острыми шипами-плавниками. Но были и такие, которые изумлённо глядели на рыболовов вытаращенными немигающими глазами. Возможно, думали, что попали в загробный мир и перед ними боги. Марк сжимал скользкое тело рыбины и испытывал наслаждение от своего господства над тварями морскими. Волен убить, но может помиловать и бросить за борт в родную стихию.

«Так и нас когда-нибудь внезапно вытащат на тот свет!» – объяснял Фома.

Спали гурьбой. У каждого был клочок палубы под спиной, исполнявший роль личной каюты. Волны осторожно стучались в борта, просились в гости. Им в такт устало двигались весла гребцов. Блестящие точки звёзд лишь подчёркивали непроглядность тьмы. Свет имеет конец, лишь тьма бесконечна.

Ночь будоражила воображение, открывала глаза правде, которую днём прятали пелены разума. Тогда на свет божий выходили чудовища.

Бесконечное количество звуков говорило, что рядом кто-то подкрадывается, прячется, всплывает из неведомых морских глубин. Море назойливо шептало, причмокивало. Иногда наступало загадочное мгновение полной тишины, тогда казалось, что безмолвие громче всякого шума. Малыши вскрикивали – им снились кошмары.

Днём власть таинственного убывала опадающей волной. Но Марку виделось, как в потаённых углах шевелились тени. Раз заметил тощий локоть цвета земли и когтистую ладонь. И очень надеялся, что эта рука к чему-то крепилась. Лучше иметь дело с целым чудовищем,