На краю пропасти - Патриция Вентворт

— …не совсем безопасно, — наставительно прозвучал конец фразы мисс Силвер.

Лайл пристально посмотрела на нее и ответила:

— Да.

И потом:

— Но это не имеет значения, не правда ли?

Она совершенно отчетливо видела мисс Силвер: маленькую, немного старомодную, похожую на гувернантку женщину, безвкусно одетую, в одной из тех шляпок, что перестали носить много лет назад. Достаточно протянуть руку, чтобы дотронуться до нее, и все же кажется, будто мисс Силвер, как и ее голос, находятся где-то очень далеко.

— Это не имеет значения, — повторила Лайл усталым, безразличным голосом и откинулась в свой угол.

Мисс Силвер не ответила. Вместо этого она принялась внимательно разглядывать девушку. Высокая, очень стройная и грациозная. Пепельные волосы и молочно-белая кожа, скорее скандинавского, чем английского типа. У такой же светловолосой англичанки были бы голубые глаза, но глаза, что сейчас следили за ускользающим ландшафтом, были глубокого серого цвета. Обрамляющие их ресницы — намного темнее светлых волос. Брови — золотистые, тонкие, необычно изогнутые, будто хрупкие крылья, распростертые для полета. Золото бровей — единственный цвет на этом лице. Мисс Силвер подумала, что никогда не видела такого бледного живого человека. Очень светлая от природы кожа усиливала эффект белизны.

На девушке были прекрасно сшитые жакет и юбка из серой фланели. Ее вещи отличались, казалось, совершенной простотой, но простотой, которая достигается с помощью солидных денег. Серая фетровая шляпка с голубым шнурком, небрежно изогнутая, серая сумочка с буквой «Л», дорогие шелковые чулки, прекрасные серые туфли — все это внимательно оглядела мисс Силвер. Она скользнула взглядом по рукам без перчаток, по платиновому обручальному кольцу и опустила голову, в задумчивости уставившись на собственные колени под тусклой тканью. В ее голове все эти впечатления сложились в три четких определения: в шоке, при деньгах, замужем.

Она подняла журнал, который Этель так предусмотрительно ей купила, начала листать страницы и, поспешно перевернув две, остановилась на третьей. Ее взгляд, пристальный и внимательный вначале, стал отсутствующим.

Через некоторое время она закрыла журнал и выпрямилась.

— Не хотите ли почитать? Может быть, вас это заинтересует?

Взгляд серых глаз медленно обратился к ее лицу. Девушке, как подумала мисс Силвер, понадобилось сделать усилие, чтобы сконцентрировать свое внимание. Ведь глядя в окно, она наверняка не видела плоских, разделенных живыми изгородями на равные клетки зеленых полей, которые пролетали все быстрее, — поезд набирал скорость. Она даже по-настоящему не заметила мисс Силвер. Но сейчас девушка пыталась сосредоточиться.

Мисс Силвер отказалась от дальнейших уловок с журналом и прямо спросила:

— Что-то случилось, правда? Я могу чем-нибудь помочь?

До Лайл дошел ее голос, добрый и властный, но не сама фраза. Она, конечно, слышала слова, как слышала перестук колес, но и то, и другое для нее звучало одинаково бессмысленно. Тем не менее голос подействовал. В глазах появилась мысль. Она взглянула на мисс Силвер и произнесла:

— Вы очень добры.

— Вас что-то сильно потрясло. — Это был не вопрос, а утверждение.

— Да, — ответила Лайл и добавила: — Откуда вы знаете?

— Вы уехали в большой спешке.

— Да. — Она жалобно повторила свой вопрос: — Откуда вы знаете?

— Это поезд на Лондон. Вы бы не отправились в Лондон без перчаток, если бы не уехали в спешке. И они у вас не в сумочке: в таком случае этот плоский конвертик-сумочка обязательно раздулась бы.

Лайл слушала этот добрый и решительный голос, который вернул ее к действительности. В нем было что-то, заставлявшее чувствовать себя в безопасности. Голос девушки прозвучал как слабое эхо:

— Я уехала в спешке.

— Почему?

— Они сказали, что он пытался меня убить.

Мисс Силвер не выказала ни удивления, ни недоверия. Она слышала подобное уже не в первый раз: выслушивать такие откровения было ее профессиональной обязанностью.

— Боже мой, — сказала она, — и кто же мог попытаться вас убить?

Лайл Джернингхэм ответила:

— Мой муж.

Мисс Силвер очень внимательно посмотрела на нее. Часто такие обвинения рождает больная психика. В жизни она не однажды сталкивалась с манией преследования, но так же часто сталкивалась и с убийствами, и не только неосуществленными. И много раз исключительно в результате ее личного вмешательства попытки оказывались неудавшимися. Мисс Силвер пристально посмотрела на Лайл и оценила ее состояние: вполне здоровый человек, из-за шока временно потерявший душевное равновесие. Иногда шок действует как анестезия: теряется контроль, пропадает сдержанность, развязывается язык.

Эти размышления заняли не больше секунды. Она мягко повторила свое обычное «Боже мой!» и спросила:

— Почему вы думаете, что ваш муж пытался вас убить?

На лице Лайл не дрогнул ни один мускул. Тем же тусклым, лишенным эмоций голосом она произнесла:

— Они так сказали.

— Да? А кто «они»?

— Я не знаю. Я была за изгородью.

Голос ее смолк. Глаза оставались открытыми, но видели уже не мисс Силвер, а живую изгородь: длинную, темную стену тисов с ягодами, напоминающими кроваво-красные колокольчики с длинными зелеными семенами вместо язычков. Теперь Лайл была не в вагоне поезда. Она стояла, прижавшись к изгороди, вдыхая странный, удушливый аромат тисов, а солнце жарко светило ей в спину. Она рассматривала одну из этих алых, покрытых пушком ягод, как вдруг с другой стороны изгороди до нее донеслись голоса:

— Ну конечно, ты знаешь, что говорят, — протяжный, монотонный голос.

— Дорогая, можешь и мне сказать, — этот голос был веселым.

А потом опять первый голос.

Лайл вдруг осознала, что рассказывает об этом маленькой, старомодно одетой женщине, сидящей в углу напротив.

— Я сначала не поняла, что они говорят о Дейле. Я не должна была подслушивать, но ничего не могла с собой поделать.

Мисс Силвер уже давно отложила журнал и открыла сумку. Теперь она безмятежно вязала второй серый носок для старшего сына Этель. Стальные спицы громко звякнули, когда она произнесла:

— Это естественно. Дейл — это ваш муж?

— Да.

Рассказывать было приятно. Лайл казалось, что сейчас звук ее собственного голоса заглушал торопливый разговор тех двоих, которые обсуждали Дейла. Стоило ей замолчать, и их разговор тут же начинал сверлить мозг снова, и снова, и снова, как звуки на заезженной граммофонной пластинке. Сейчас она даже, казалось, опять чувствовала запах нагретых солнцем тисов.