Шахта - Дэвид Джеймс Шоу

В три утра на станции «Гаррисон-стрит» ни души. Сюрприз. Стекло входной двери заменили промышленным пластиком, который пока на месте. Но одна створка приоткрыта из-за сломанного доводчика. Какой-то разозлившийся пассажир опять вырвал трубку таксофона. Бонер решает не проверять, нет ли мелочи в автомате. Зачем? У него при себе пять сотен наличкой, новенькими пятидесятидолларовыми банкнотами.

Этой ночью никто не ночует под крышей станции. Трупов тоже нет.

Бонер вдыхает остатки жизни из своей трубки и прячет ее. Тепло просачивается сквозь ткань кармана. Он хранит трубку в левом кармане джинсового жилета. В правом лежит мексиканский выкидной нож. В его белой костяной рукоятке спрятан семидюймовый вампирский клык, заточенный с двух краев. В нагрудном кармане лежит серебряный маркер и зажигалка Zippo. На поясе – несколько десятков ключей на цепочке и ремешок, к которому прикреплен бумажник на молнии с логотипом Harley Davidson. Сзади, за поясом, под слоями одежды, покоится большой армейский нож. Где-то в недрах кожаной куртки – моток колючей проволоки с ручками-кольцами на концах. Он продел душку своих зеркальных темных очков в прорезь для пуговицы. Металла на Бонере хватит, чтобы дважды свести с ума детектор в аэропорту.

Кроме пяти сотен баксов шальных денег, в байкерском бумажнике Бонера можно найти идеальную подделку удостоверения личности жителя штата Иллинойс, три адвокатские визитки (на всякий пожарный); кредитку American Express, выданную боссом, а также несколько поляроидных снимков. Вот Синдер сверху на Бонере, фокус смазан. Вот она раздвигает ноги прямо перед объективом. Вот она с бутылкой во влагалище, трахает смесь бухла с кодеином – напиток, сделавший ее такой фотогеничной…

Стоп-кадр: Бонер в одиночестве пробирается сквозь четырехфутовые сугробы к зданию на Гаррисон-стрит. Конец веселью. Он устал и хочет ссать.

Его дом – старинное четырехэтажное здание из красного кирпича, замаранное перхотью грязного снега. Толстые сталактиты мутного льда свешиваются с косяка восточной входной двери. Тень над ней скрывает гранитную табличку с названием: КЕНИЛВОРТ АРМС.

Бонер не возится с ключами. Восточная дверь обычно не заперта. Вот это безопасность. Холл здания ничем не отличается от улицы – так же грязно и холодно. Он замечает кусочки клейкой ленты с выдавленными именами на ячейках раздолбанных почтовых ящиков. Его имени там нет. Он проверяет почту.

На лестнице, ведущей вверх, пузырятся заплаты плесневелого ковролина пыльно-серого цвета. На второй и третьей ступеньке расползлось темное влажное пятно. Похоже на кровь. Ботинки Бонера оставляют вереницу следов до площадки второго этажа.

За ним по пятам через приоткрытую восточную дверь врывается ветер вперемешку с мокрым снегом, издавая стремный стон, который обычно раздается в ночные часы. Перекрытия старого здания скрипят от порывов ветра. Бонеру кажется, что он находится внутри парализованного умирающего динозавра. В квитанциях на арендную плату здание больше не называется «Кенилворт Армс». Задолго до того, как сюда заселился Бонер, дом выкупил корпоративный риелтор. Сейчас здесь всем заправляет грязный иностранец. На двери в его подвальный закуток весит табличка: «МЕНЕДЖЕР ЗДАНИЯ». Когда-нибудь владелец продаст дом или снесет его, освободив место для новой застройки. А до тех пор дух старого Кенилворт Армс будет сочиться сквозь щели. Бонеру это нравится. Он испытывает братские чувства ко всему, что выживает на задворках цивилизации.

Он слышит звук капающей воды.

Лифт в Кенилворте вызывает клаустрофобию и чувство опасности. Несколько недель назад он застрял на втором этаже, воняет лизолом и кошачьей мочой. Отсюда приходится топать пешком. Лестница, казалось, была спланирована не для этого здания. Чужеродная, слишком узкая, с острыми углами. Бонер достает до стен с обеих сторон лестничного пролета. Толстяк здесь застрял бы. Дешевая краска на стенах почернела от постоянных прикосновений.

В конце коридора второго этажа Бонер видит приоткрытую щель дверей лифта. Лампочка в сорок ватт внутри перегорела или, что вероятнее, кем-то разбита. Кроме запаха мочи, в воздухе витает густое зловоние жареной еды. Плюс аромат грязных носков, напоминающий Бонеру о тюрьме.

Еще один узкий лестничный пролет – и Бонер добирается до верхнего, третьего этажа. Технически подвальный этаж можно назвать первым, но это не отразилось на нумерации квартир.

В коридоре третьего этажа, напротив приоткрытой двери лифта, стоит столик с консервной банкой, где пылится букетик искусственных цветов. Над ним висит овальное зеркало, которое чудом никто не разбил. Деревянный пол кряхтит, будто старик с недержанием. Телевизор бормочет без умолку, рекламируя салон по продаже подержанных машин.

Одна из желтых лампочек посреди коридора не работает. Бонер проходит сквозь тьму и поворачивает направо, мимо встроенных в стену дверей холодильников. Большинство дверей заколочено, но некоторые по-прежнему открываются. Они понадобились, чтобы доставщик льда не портил линолеум новеньких кухонь своим товаром.

Теперь двери холодильников не нужны. Больше никто не укладывает линолеум на пол.

Кенилворт Армс часто перестраивали, и теперь расположение комнат сильно отличается от оригинальной планировки. Сегодня это запутанный лабиринт из так называемых студий и однокомнатных квартир, испещренный заколоченными дверьми; окнами, забитыми фанерой или заложенными кирпичами, и стенами, расположенными под немыслимыми углами в неожиданных местах. Чтобы попасть в квартиру 307, Бонеру нужно отпереть две двери. Первая сделана из тонкого мазонита и на несколько десятков лет новее, чем винтажные панельные двери на входе в здание. За ней находится бывший общий коридор большой двухкомнатной квартиры. Когда дверь открыта, она полностью перекрывает узкий проход. Бонеру приходится проявить чудеса ловкости, чтобы закрыть ее за собой. Следующая закрыта на дешевую ручку-защелку – чисто для показухи. Бонер может открыть ее с помощью расчески. За дальней дверью живет пухлая жилистая женщина, которая держит кошек и работает телефонисткой на полставки. Бонер так думает. Он никогда не удосуживался спросить. Ради чего? Для большинства жильцов этот дом – перевалочный пункт. Отсюда либо переезжают в районы побогаче, либо оказываются в мрачном забвении.

Соседке Бонера досталась половина оригинальной квартиры, с кухней. Ему же – другая половина, с ванной комнатой.

Можно сказать, что повезло. Страшно представить, что она использует в качестве ванной. А Бонер, в свою очередь, не любит готовить. Вместо кухни у него есть дополнительный шкаф. Судя по высоким угловым окнам, выходящим на перекресток Гаррисон и Кентмор, ему также досталась комната, которая раньше была гостиной.

Бонер открывает дверь в свою квартиру, прилагая усилие. Она сегодня невероятно тугая, словно дверная рама уменьшилась на дюйм со всех сторон.

В квартире настенный выключатель издает лишь щелчок. И еще щелчок. Фергус, менеджер здания, опять дурью мается и включил слишком много электроприборов. Распределительный щиток – в подвальном коридоре, рядом с прачечной. Электричество вырубает слишком часто, и чаша терпения Бонера