Полночные близнецы - Холли Рейс

Нормальная жизнь. И больше никакой ответственности за миллионы незнакомцев. Теперь ей нужно было тревожиться только за себя и свою маленькую семью. Ангус, на красивом лице которого уже прорезались морщины. Олли и Ферн, у которых ручки не больше кошачьих лапок. Она оставила их в кроватках, стоящих рядом, они что-то невнятно бормотали друг другу. Иногда любовь к ним вызывала у Уны желание разорвать себе живот и спрятать их внутри, где им ничто не будет угрожать. Она ведь не сможет вечно защищать их, но у нее было ощущение, что это и не понадобится. По крайней мере, в отношении Ферн. Ей придется подождать пятнадцать лет, и только тогда Уна сможет рассказать ей обо всем. Может быть, Ферн даже присоединится к ней. Какие приключения они могли бы пережить вместе!

Вдали по Аннуну пронесся детский плач. Уна была уверена, что это зовет ее кто-то из ее детей, через границу между снами и реальностью. Она была уже так близко… Башня лондонского Тауэра возникла на берегу, и под ней – Тауэрский мост. Уне только и нужно было, что взобраться на одну из опор моста, когда судно будет проходить мимо, обогнуть Тауэр, – и она доберется до портала, что вел в ее собственную спальню. Ангус наверняка будет еще спать рядом с ней, заложив одну руку за голову, а другую – опустив на ее талию.

На мосту инспайры превратились в стаю волков, разинувших пасти в пародии на улыбку. За ними появилось еще что-то. Высокое, тонкое, острое. Восходящее солнце окружило золотого монстра дымкой. Трейтре снова нашел ее.

Как будто обретя голос от ее ужаса, волки разинули пасти и завыли, и их песня пронеслась по ветру и пронзила Уну.

Иди.

Она теперь не могла забраться на мост. Ей придется пройти через Тауэр. Уна прыгнула в воду, молясь о том, чтобы не привлечь внимания акул или их более крупных приятелей, что прятались на речном дне. За спиной Уны не раздалось всплеска, вода не дрогнула. Трейтре нашел другой путь.

Уна стремилась к берегу, борясь с подводным течением и волнами на поверхности. Фундамент Тауэра выступил из мрака быстрее, чем она ожидала, и Уна крепко ударилась о камни; боль пронзила ее запястье. Она нащупывала дорогу вдоль основания, пока не почувствовала под руками дерево. Это были Ворота Изменников – древний вход с воды в Тауэр для тех, кого приговорили к смерти. Уне пришлось ждать, пока они откроются. Она считала секунды, стараясь удержать сознание от мучительных сомнений, она ведь не знала, где находится трейтре, и все отчаяннее нуждалась в воздухе.

Потом в воде что-то замерцало: это был предательский голубой свет рождавшегося сна. Покрытый водорослями корпус судна прорезал волны. Ворота со стоном открылись, пропуская лодку. Уна проскользнула в них и с судорожным вздохом вырвалась на поверхность. Она была внутри Тауэра.

Не обращая внимания на рыдание сна в лодке, Уна выбралась из воды на винтовую лестницу. Она попыталась представить, что высохла, но не могла как следует сосредоточиться. Тауэр всегда вызывал у нее озноб – все двенадцать лет, что прошли после ее первого патрулирования здесь, и ей до сих пор невыносимо было слышать крики осужденных. Даже драгоценности, скрытые в недрах Тауэра, казались холодными и про́клятыми. Впрочем, сейчас она не могла думать об этом. Она была уже так близко.

Вой волков на мосту искажался каменными стенами и звучал как сирена, как предостережение.

Уна мчалась вверх, перепрыгивая через пять ступенек. Бойницы для лучников окружали башню, как солдаты. Картины стремительно менялись от реки до моста и ко двору замка и повторялись. Какая-то женщина в тяжелой парче прошла внизу, шрамы на ее горле блестели, как рубины. Уна бежала вверх, вверх, вверх. Оглянулась еще раз. Лицо женщины было в окне на расстоянии вдоха от нее.

Уна качнулась назад, не попав ногой на ступеньку. Морщась от боли в лодыжке, она восстановила равновесие, хватаясь за подоконник, чтобы двинуться дальше.

«Ферн и Олли, – думала она, вызывая в памяти их лица. – Не теряй самообладания».

Женщина в окне рассыпалась, как одуванчик. Уне хотелось бы уметь делать так же. Страх прижимал ее к земле, как огромный плащ. Ее дети снова заплакали сквозь портал на другой стороне Тауэра.

Один шаг вверх, потом второй, быстрее, быстрее. Уна оглянулась на реку.

Но вместо воды она увидела золотую шкуру. И прежде, чем она успела отреагировать, в окно метнулась лапа. Кожа на лице Уны разошлась, словно расстегнули молнию.

Ужас сделал Уну стремительной и подвижной. Смахнув кровь со лба, она понеслась вперед. Лестница задрожала и загрохотала, сыпались кирпичи и свинцовые переплеты, – трейтре снаружи не отставал от Уны. Она вырвалась на крышу и спрыгнула с ее края. Воздух метнулся у ее ног – Уна знала, что это трейтре пытался схватить ее.

Стало трудно сосредоточиться, Уна изо всех сил старалась не потерять высоту, когда летела над двором. Она должна была заставить свое сознание отвлечься от преследователя, сконцентрироваться на предстоящей задаче.

Ферн и Олли снова позвали ее.

Я уже близко, детки.

Она была слишком испугана, чтобы преодолеть стену Тауэра. И вместо этого ударилась об нее, выставив вперед плечо, чтобы смягчить столкновение. Цепляясь за камни, не обращая внимания на боль в ушибленной руке, она подтянулась на край второй крыши.

Там было пусто. Улица внизу выглядела светлой. За ней уже мелькнул портал, всего в одном хорошем прыжке от Уны. Она взобралась на край зубчатой стены, оценивая расстояние, собираясь с силами.

– Уна?

Голос был мягким, удивленным, знакомым. Голос любимого человека. Но как такое могло быть?

Уна оглянулась и улыбнулась. И в изумлении протянула руку. И тут в одно мгновение осознала страшную правду.

Плач Ферн, прорываясь сквозь открытый портал, звучал в Тауэре еще долго после того, как ее мать исчезла.

Пятнадцать лет, два месяца и тринадцать дней спустя

Вокруг могилы валялись сигаретные окурки. Это кладбище было любимым местом тусовок здешних подростков, которые не трудились отправляться в центр Лондона, чтобы повеселиться, им и здесь было неплохо. Я отпихнула пивную банку на другую могилу и опустилась на траву, слишком поздно сообразив, что она еще влажная от утренней росы. Отлично. Сырость тут же просочилась сквозь мои школьные брюки, но вокруг были и другие люди, и я не хотела, чтобы они заметили, как я тут же снова поднялась на ноги. Не хотела, чтобы кто-то счел меня странной. Ха-ха. Как будто они не подумают этого, просто посмотрев на меня.

Когда я была младше, я не понимала, почему папе постоянно хочется приводить меня сюда. Я не понимала, что умершая мать представляла собой то, о чем ты должен заботиться, пусть даже ты ее не помнишь.