Аут - Нацуо Кирино

— Так ты что, уже ничего не хочешь, а? Неужто все высохло?

Йоси поддразнивала, но слова били в цель. Масако давно чувствовала, что внутри у нее все иссохло и застыло, а сама она превратилась в ползающую по земле рептилию.

— Ты сегодня немного припоздала? — решила она сменить тему.

— Да, пришлось повозиться с бабушкой.

Йоси нахмурилась и замолчала. Она жила с прикованной к постели и требующей постоянного ухода свекровью.

Масако отвернулась, решив не задавать больше вопросов.

Заброшенные корпуса слева остались позади, и женщины вышли к погрузочной площадке, возле которой уже стояли белые грузовики, развозившие готовую продукцию по городским складам. За грузовиками высилось здание цеха, похожее в тусклом, неживом флуоресцентном свете на неспящий город.

Они подождали, пока Йоси поставит велосипед на стоянку, и поднялись по зеленым, покрытым искусственным газоном ступенькам к боковому входу. Входящие через эту дверь попадали на второй этаж. Справа помещался офис, дальше по коридору — зона отдыха и раздевалки. Сам цех был на первом этаже, так что, переодевшись, спускались вниз. Обувь полагалось оставлять на красном синтетическом коврике у входа в цех. Под жидким светом флуоресцентных ламп яркий цвет дорожки тускнел, размывался, отчего и весь коридор казался безрадостным и даже угрюмым. Под стать декору и лица женщин как будто помрачнели и осунулись; Масако, поглядывая на подруг, подумала, что, наверное, и сама выглядит такой же усталой и несчастной. Перед закутками, в которых работницы оставляли обувь, уже стояла, как обычно поджав губы, санитарный инспектор Комада, протиравшая спину каждой проходящей мимо женщины клейкой губкой — пыль и грязь не должны попасть в цех.

Они вошли в большую, застеленную татами комнату, служившую зоной отдыха. Те, кто уже переоделся, негромко разговаривали, разбившись на небольшие группки. Одни пили чай, другие жевали бутерброды, а некоторые — таких было меньше всего — даже прилегли в уголке, рассчитывая перехватить пару минут сна. Из ста человек, занятых в ночной смене, около трети составляли бразильцы. Третьей по численности группой были студенты, число которых заметно увеличилось с наступлением летних каникул. Но главной рабочей силой ночной смены оставались домохозяйки, женщины в возрасте сорока-пятидесяти лет.

По пути к раздевалке три подруги здоровались со знакомыми, кивали тем, кого знали только в лицо, а войдя в комнату, увидели в углу Яои Ямамото. Заметив их, она подняла голову, но не улыбнулась и даже не попыталась подняться с татами.

— Доброе утро, — сказала Масако, и губы Яои едва заметно дрогнули. — У тебя усталый вид.

Яои безразлично кивнула, уныло посмотрела на подошедших, однако так ничего и не ответила. Из них четверых она была самой симпатичной; можно даже сказать, что она была самой симпатичной во всей ночной смене. Почти безукоризненное лицо, широкий лоб, выразительные глаза, слегка вздернутый нос и полные губы. К тому же при небольшом росте Яои обладала идеальной фигурой. На фабрике к ней относились по-разному: одни с нескрываемой завистью и злобой, другие — по-доброму. Масако с самого начала взяла на себя роль защитницы Яои, возможно потому, что они были так не похожи. Первая всячески старалась строить жизнь в соответствии со здравым смыслом, вторая же как будто брела по миру без всякой цели, обремененная к тому же тяжелым эмоциональным багажом. Сама того не сознавая, она цеплялась за всякого рода гадость, которую старательно обходили стороной другие, исполняя роль красотки, захваченной игрой изменчивых чувств.

— Что случилось? — спросила Йоси, опуская на плечо подруги тяжелую руку с загрубевшими красными пальцами. — Ты плохо выглядишь.

Яои вздрогнула, а Йоси повернулась к Масако, которая, кивнув — идите, мол, без меня, — опустилась на татами рядом со своей «подопечной».

— Заболела?

— Нет, все в порядке.

— Опять поругалась с мужем?

— Если бы. Он уже и ругаться со мной не желает, — хмуро сказала Яои, глядя куда-то за спину подруги.

Вспомнив, что до начала смены осталось несколько минут, Масако начала собирать волосы в пучок.

— Так что случилось?

— Потом расскажу.

— А почему не сейчас? — не отставала Масако, поглядывая на настенные часы.

— Нет, не сейчас. Это длинная история.

На мгновение лицо Яои исказила гримаса гнева, тут же сменившаяся усталым безразличием. Отказавшись от дальнейших попыток разговорить приятельницу, Масако поднялась.

— Ладно.

Нужно было еще успеть переодеться, и она поспешила в раздевалку, отделенную тонкой занавеской. Замасленные белые куртки рабочих дневной смены висели вдоль одной стены на грубых пластмассовых вешалках, как при распродаже в универмаге, тогда как другую стену занимала яркая, хотя и не отличавшаяся разнообразием фасонов одежда тех, кто только готовился встать к конвейеру.

— Увидимся внизу, — бросила Йоси, вслед за Кунико выходя из раздевалки.

Согласно установленным на фабрике правилам, работникам следовало отметить время прихода между без четверти двенадцать и полуночью, а затем ждать внизу у входа в цех.

Масако сняла с крючка свою вешалку, на которой висели штаны с эластичным поясом и белая куртка с замком-«молнией». Быстро накинула на плечи куртку и, повернувшись спиной к группе стоящих неподалеку мужчин, стащила джинсы и влезла в рабочие брюки. Раздевалка была общая для всех, мужчин и женщин; Масако, проработав на фабрике почти два года, привыкнуть к такому положению вещей не могла.

Спрятав стянутые в пучок волосы под черной сеточкой, она надела еще и обязательную бумажную шапочку, больше похожую на шапочку для купания, чем на настоящую шляпку. Сверху работницы походили на жуков, из-за чего на фабрике их называли цикадами. Прихватив чистый белый фартук, Масако вышла из раздевалки и обнаружила, что Яои сидит на прежнем месте у стены, как будто ей и делать больше нечего.

— Эй, поднимайся! Пора, — проговорила Масако и, заметив, как медленно, неохотно встает подруга, покачала головой.

Комната отдыха уже почти опустела, задержалась лишь небольшая группа мужчин-бразильцев. Они сидели у стены, неспешно покуривая, вытянув перед собой короткие толстые ноги.

— Доброе утро, — сказал один из них, приветственно поднимая руку с сигаретой.

Масако кивнула и сдержанно улыбнулась. Судя по нашивке на груди, мужчину звали Кацуо Миямори, но на японца он совершенно не походил: темная кожа, впалое лицо, выступающий лоб. В цехе мужчины занимались чаще всего физической работой, требующей больших усилий, например закладывали рис в автоподатчик.

— Доброе утро, — повторил он, обращаясь теперь уже к Яои, которая не обратила на него внимания.

Мужчина, похоже, огорчился. Впрочем, в этом холодном негостеприимном месте людям часто было не до любезностей.

Заглянув ненадолго в туалет, женщины надели маски и повязали фартуки, потом поскребли щетками и продезинфицировали руки, отметили карточки учета, надели белые рабочие тапки и еще раз прошли мимо санитарного инспектора, на сей раз стоявшей у ведущей вниз лестницы. Операция повторилась: Комада провела по спинам валиком с клейкой пленкой и внимательно осмотрела ногти и руки.