Инстинкт - Владислав Хохлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все двери, мимо которых проходил Томас были заперты. Они используются только в «ночь продолжения», и никогда больше. Их использование для других целей было полностью запрещено правилами, из-за чего, никто даже не смотрел в их сторону. Каждый вид этих дверей сжимал сердце юноши, при представлении того, что происходит за ними. Три года назад ему случайно довелось увидеть происходящее в одной из этих комнат. Творящееся там преступления против человеческой нравственности вечно скрывалось за тусклыми красными гирляндами, что создавали «подобающую атмосферу». В ту ночь, Томас выдвинул свою кандидатуру на важную для бункера вылазку, и тогда его очередь занял другой человек. Вдалеке от красного света, он ощущал себя менее грязным. До этого была другая попытка юноши увильнуть от обязанности, и она выглядела крайне глупой: тогда он пытался симулировать боли в животе. К удивлению самого Томаса, это вполне сработало.
Минув последнюю дверь, Томас засомневался. Если сейчас он открыто заявил о том, что не собирается участвовать в «ночи продолжения», то не открыл ли он глаза отцов на то, что и раньше как-то перечил им. Возможно, в комнате переговоров он сделал первую яму для своей будущей могилы…
Словно опарыши, мысли копошились в измученной голове, не давая думать о чем-то другом. Почти для всех людей убежища, пройденный коридор был некой святыней, где можно было отдохнуть и помочь человечеству. Все светились от этой мысли, но только не Томас. И его только сильнее пугала мысль, что он совершенно один настроен на противоположное.
Его путь через напряженный коридор закончился, и он вышел в большой зал, где было множество людей, что занимались своими делами. Только мужчины, разного возраста, от четырёх, и до пятидесяти лет. Никого старше уже практически не было. Физически уже было невозможно дожить даже до шестидесяти, — наличие подходящей помощи и поддержки здоровья в столь почетном возрасте были невозможны. Старики только и делали, что мучились оттого, что собственное тело постепенно придавало их. Тогда уже становилось не легко, как и самим старикам, так и всем вокруг, — крайне не хочется наблюдать за тем, кого ты знаешь много лет, видел его в рассвете сил, непобедимого, независимого и могучего, не в силах сдержать даже мочевой пузырь… а это только мелочь всего ужаса. Этим людям предоставляли выбор: кто-то выбирал умереть в кругу друзей и родных, прибегая к смерти от рук семьи; кто-то покидал убежище навсегда, надеясь не губить своим видом остальных жителей бункера. Вторые исчезали навсегда, и никто их больше не видел. Даже когда кто-то выбирался на поверхность, то была маленькая надежда увидеть знакомое лицо, но такого никогда не происходило за последние 10 лет. Лишь единицы соглашались на эвтаназию. Томас думал, может быть кому-нибудь из уходящих доводилось добраться до безопасного места, где они не были обузой и начать новую жизнь, но такая мысль была излишне наивной и невозможной даже для маленьких и неопытных жильцов.
Всё время, что Томас проходил по этому залу, пытаясь как можно скорее вернуться в свою комнату, он видел множество знакомых, подготавливающихся к грядущему событию: отдавая всего себя тренировкам. Бег с препятствиями, отжимания, подтягивания и стойка в планке, к паре уцелевших тренажеров стояла длинная очередь. Это больше походило на демонстрацию собственной силы всем присутствующим, нежели на совершенствование своего тела. В глаза сразу бросались те, для кого «ночь продолжения» будет самой первой: следуя примеру старших, они не жалели себя во время физических упражнений, надеясь, что в этом есть какой-то смысл и польза. Из-за этих упорных тренировок, весь зал пропах едким запахом пота. В особо сложные моменты пути, когда воздух проходил в ноздри и обжигал лёгкие, Томас зажимал нос небольшим шарфом, который раньше был его старой майкой. Он переделал её во что-то более полезное почти восемь лет назад, когда… когда он уже иначе стал воспринимать «ночь продолжения».
— Я не удивлён твоему отказу, — прозвучал доброжелательный голос Адама. Он стоял у порога в другую часть убежища, и заранее смог увидеть своего друга, который в своей обычной манере пересекал оживлённый зал, косо смотря на тренирующихся.
— Как и в прошлый раз.
Никакого продолжительного разговора за этими словами не последовало, оба товарища направились в их общую спальню, где они и располагались уже целых десять лет.
Две старые и грязные койки, маленький сундук с вещами постояльцев и шаткий стул, отсутствие любого личного пространства, кроме кроватей, серые стены, плесень в углах, подтёки с потолка и чёрная от грязи вентиляционная решетка. Лучших апартаментов не найти, если ты, конечно, не являешься одним из отцов. Мало кто видел их комнаты, но сама ухоженность и представительский вид говорили о том, что отцы не могут жить в чём-то не приличном. У юношей же именно кровати представляли собой самый настоящий предмет роскоши. Будет ли у тебя одеяло или подушка — зависело только от того, насколько ты способен и успешен. Целых десять лет не прекращающейся борьбы и всяческих попыток быть у всех на примете, приносило свои плоды. То тут, то там могли быть подарки и задабривания, иногда даже обмен найденной побрякушки на что-то удобное. Томас и Адам стремились к тому, чтобы они могли свободно расслабиться в мягкой кровати, и они этого заслуживали. Адам разлёгся на своей койке и вдыхал запах сырости с ароматом плесени. Несмотря на то, что он часто бывает за пределами убежища и может иногда вдыхать что-то более приятное, чисто и безопасное, за многие годы жизни, этот спёртый и кислый воздух стал родным, а иногда и вовсе вызывал болезненный кашель, — такой был запах их дома.
— Как думаешь, мы когда-нибудь станем отцами? — задумчиво произнёс Адам. Он не зря размышлял на эту тему: с самого начала эти люди были «у руля», и никто представить себе не мог, сможет ли кто-то их заменить, а если «да», то, когда и как?
Томас лёг на кровать, подняв взгляд на место у тусклой лампы. Он внимательно разглядывал старый кусок плесени, что был негласным сожителем у юношей. Этот кусок выглядел как притаившийся в засаде зверь,