Пластика души - Марина Крамер

После обеда я вновь обошла свои палаты, проверила послеоперационную больную, поменяла ей назначения и передала их постовой медсестре. Нужно было еще зайти к психологу, узнать, подпишет ли он направление на операцию молодому человеку, пожелавшему иметь нос покороче, а уши – поменьше. Евгений Михайлович как раз заканчивал оформлять его историю болезни и, заметив меня в дверях кабинета, пригласил войти:

– Я уже закончил, Аделина Эдуардовна, присаживайтесь.

– Я на минутку, узнать, подпишете ли заключение?

– Да, подпишу. Он совершенно адекватен и отдает себе отчет в том, что делает и говорит. А внешность, согласитесь, довольно специфическая.

– Ну, стало быть, назначаем операцию на следующей неделе.

– Вы же в отпуск собирались?

– И собираюсь. Мажаров сделает.

Психолог снял очки и, сунув дужку в рот, посмотрел на меня:

– А вам не показалось, что у Матвея Ивановича… как бы это сказать… душа, что ли, не лежит к подобным операциям?

– В каком смысле?

– Ну, не любит он с изменениями внешности работать. Ему больше нравится восстановительная хирургия.

– Ну и что? – пожав плечами, отозвалась я. – Он прекрасно знает правила игры. Восстановительная хирургия у нас бесплатна, а коррекционная стоит довольно больших денег, и, чтобы заниматься первым, мы должны делать и второе. И личные предпочтения хирургов тут вообще ни при чем.

– Да я же ни на что не намекаю…

– А мне показалось, что вы хотели меня предостеречь.

– От чего? – удивился Евгений Михайлович.

– Я могу ошибаться, тогда заранее прошу меня извинить, но в ваших словах я услышала намек на то, что к коррекционным операциям хирург Мажаров относится не с должным вниманием, а делает их потому, что обязан.

– Вовсе нет! – запротестовал психолог. – Я поделился с вами личным наблюдением, ничего более. Я же не бываю в операционных, не могу оценить профессиональные качества.

– А я, представьте, могу. И хирург Мажаров один из лучших сейчас в клинике.

Психолог как-то странно на меня посмотрел, и я вдруг подумала, что он подозревает меня в личной заинтересованности и в том, что наши отношения с Матвеем не дают мне увидеть то, что видит он. Еще не хватало, чтобы коллеги и подчиненные подозревали меня в неадекватной оценке возможностей сотрудников!

– Евгений Михайлович, давайте так. То, что я иногда встречаюсь с Мажаровым вне клиники, вовсе не делает меня слепой по отношению к нему. И если он станет пренебрегать своими прямыми обязанностями, я откажусь от его услуг ровно в ту же минуту, как пойму это. И никакие личные отношения не заставят меня поступить иначе, потому что репутация собственная и клиники волнует меня куда сильнее. Надеюсь, я внятно все объяснила?

– Вполне. Я только не понял, с чего вдруг вы начали оправдываться, словно я вас в чем-то уличил?

Я слегка растерялась – а ведь и правда, с чего бы мне оправдываться?

– Евгений Михайлович, ну, мы ведь поняли друг друга, да? – уклонилась я от ответа.

– Аделина Эдуардовна, вам, мне кажется, действительно пора в отпуск, – вздохнул психолог. – Нельзя столько работать, а особенно если вы сами после травмы. Кстати, вы прекратили ко мне приходить с этим вопросом.

– Мне показалось, что мы закончили. Меня не преследуют кошмары, я нормально сплю, никакие мысли не мучают – ну, кроме тех, что связаны непосредственно с работой. Так к чему мне занимать ваше рабочее время?

– Я, конечно, не могу настаивать, но порекомендовал бы все-таки еще несколько сеансов.

– Давайте так договоримся. Я сейчас в отпуск съезжу и, если вдруг почувствую необходимость, непременно к вам приду, хорошо? – Я взялась за дверную ручку, собираясь покинуть кабинет, и Евгений Михайлович улыбнулся:

– Торопитесь сбежать? Значит, я все же прав и не все так безоблачно, как вы пытаетесь мне показать.

– Все, Евгений Михайлович, мне на самом деле пора, – проговорила я и все-таки вышла из кабинета.

Черт побери этого Евгения Михайловича, ведь он совершенно прав… Я не совсем еще оправилась и про сны соврала – они мне снятся, да еще какие красочные… Но времени на задушевные беседы с психологом у меня нет, я должна работать. Потому что это забирает меня полностью и не дает отвлекаться на такие мелочи, как ночные кошмары.

Вечер я провела в гостях у подруги. Приятно все-таки иметь такое место, где тебе рады и где к твоему приходу обязательно накроют стол и приготовят что-то умопомрачительно вкусное. Сева в этом смысле всегда был на высоте. «Заведи себе своего такого Севу, в чем проблема-то? – всякий раз говорила Оксана, когда я пыталась выразить ей восхищение ее супругом. – И потом – может, он потому такой замечательный, что ты с ним не живешь? Не живешь, не просыпаешься в одной постели, не убираешь раздрай в кухне, не терпишь пьяную музыку на всю катушку и вечные пепельницы с окурками по всем комнатам? Потому он и кажется тебе таким великолепным и гениальным, что ты не сталкиваешься с побочными эффектами этой гениальности ежедневно?»

Не спорю, возможно, в этом была доля истины, но – кто идеален-то? Саму Оксану с ее вечными капризами и претензиями тоже нужно терпеть.

Мы сидели в кухне, пили свежий чай с мелиссой и лавандой, ели Севин пирог с капустой, который был знаменит среди городских журналистов как нечто совершенно фантастическое, и обсуждали предстоящую поездку. Нацелились мы на Испанию – Оксана раньше любила там бывать, а я абсолютно спокойно поеду туда, куда повезут, я человек не особенно привередливый, хоть и люблю комфорт. Как-то незаметно разговор перешел на Севину помощницу, у которой не ладилась личная жизнь, и Оксана по мере сил пыталась познакомить ее хоть с кем-то. Я всегда скептически относилась к подобным движениям, считая, что взрослые люди в состоянии самостоятельно разобраться в том, с кем и как им жить.

– Ты просто не понимаешь, – возражала Оксана. – Для женщины важно быть в отношениях.

– Да? И зачем же?

– Как это?! Важно быть вместе с кем-то, иметь рядом человека. Все в жизни завязано на отношениях. Нужно кого-то любить и быть с ним.

– А у меня есть знакомые, которые находятся в отношениях с одними, а любят совершенно других. Но при этом делают они это так искусно и талантливо, что даже я, отлично понимая, что вся эта нежность, забота и ласка наигранны, всякий раз спрашиваю: «А вы с N. все еще вместе?» И получаю утвердительный ответ. Так вот я тебе что скажу – не дай бог никому находиться в таких вот отношениях, – я понимала, что сейчас хожу по тонкой грани, балансирую над пропастью и, возможно, имею шанс потерять единственную подругу, но порой Оксанино лицемерие выводило меня из себя.

Однако она, ласково потрепав Севу по волосам, улыбнулась:

– Ну, в каждой избушке свои игрушки. Это ты у нас идеалистка и все продолжаешь поиски мифического принца. Но оглянись и подумай – а может, стоит понизить планку?