Дозорный Отряд - Брайан Джейкс

Полковник был не так глуп, чтобы ссориться с женой. Потирая ногу, он поднял трость, закрепил монокль на привычном месте и уселся, пытаясь придать голосу более сдержанные ноты:

— Какой-то там топор, вот тоже скажешь, дорогая! Я говорю об оружии, и о вполне конкретном оружии. О моем боевом топоре! Именно об этом топоре! Ты хоть знаешь, что этот юный отпрыск сколол кусок лезвия, сражаясь, как видно, с валуном? Кусок лезвия с моего боевого топора! Того самого топора, который был гордостью Пятьдесят Первого Мехолапого Взвода Дозорного Отряда. Того самого, который перерезал Морским Крысам глотки и подвязки с орденами, сдирал шкуры с хорьков, бил горностаев и кромсал им хвосты! И кто же обломал острие славного оружия? Этот, с позволения сказать, бездельник, жалкий зайчонишка!

Таммо высвободился из-под передника, его мордочка заметно побледнела от мучного налета. Он дважды чихнул, прежде чем заговорить:

— Я уже не зайчонишка, господин. Если бы вы позволили мне присоединиться к старому доброму Дозорному Отряду, мне не пришлось бы прибегать к разным проделкам, особенно с вашим топором, господин.

Полковник вздохнул, покачал головой, устало откидываясь в кресле, и его монокль сполз вбок.

— Я уже сто раз говорил тебе, приятель, ты еще слишком молод, слишком горяч, тебе еще мало сезонов, чтобы служить. Дум, дорогая, поговори хоть ты с этим негодником, я уже совсем выдохся. Присоединиться к Дозорному Отряду, вот еще вздумал! Да ни один уважающий себя барсук не потерпит такого зеленоухого бедствия, как ты, дружок. А теперь беги поиграй, ты и так добавил мне седого меха, потерзай-ка теперь других зверей. Прочь отсюда, вам отказано в просьбе, господин. Тема закрыта!

Таммо отдал честь как полагается и выбежал вон, глотая чуть было не брызнувшие от отцовской грубости слезы. Дум подняла трость с колен полковника и с силой вставила ее ему в лапу.

— Как тебе не стыдно, Корнсбери, — воскликнула она, — да у тебя просто нет сердца! Как ты мог говорить в таком тоне с собственным сыном?

Полковник поправил монокль и многозначительно прищурился.

— Не горячись, матушка! Линуму и Саите я разрешил бы отправиться служить в Дозорный Отряд, им возраст позволяет. Но вот незадача: ни один из них не хочет этого, старшим больше по душе копаться в земле и быть фермерами, как я вижу.

Он слегка улыбнулся и погладил свои вьющиеся усы:

— А юный Таммо из другого теста, да… Он весь огонь, он пышет жаром, как и я в молодое зеленое время. Ха! Он станет бесстрашным зверем, когда вырастет, попомни мое слово!

Мудрая Дум продолжала отстаивать Таммо:

— Ну так почему ты не позволишь ему пойти служить прямо сейчас? Ты ведь знаешь, что это единственное, о чем он мечтает с ранних сезонов, наслушавшись твоих рассказов у камина. Бедный Таммо живет и дышит лишь мечтой о Дозорном Отряде. Отпусти его, Корни, дай ему шанс!

Но полковник остался непреклонен, он никогда не менял принятого решения.

— Таммо еще слишком мал. Я все сказал, и разговор окончен!

Моргнув глазом и сбросив монокль, Корнсбери Де Формелло Кочка откинулся в кресле и закрыл второй глаз, демонстрируя тем самым, что пришло время вздремнуть перед обедом. Мудрая Дум поняла, что дальнейшие разговоры бесполезны. Она устало вздохнула и вернулась к своей подруге — кротихе Осмунде, помогавшей ей на кухне.

Осмунда понимающе качала головой, чудно журча по-кротячьи:

— Хурр-хурр, ты пррава, конечно, пррава… У полковника нет серрдца. Ничего не будет стрранного, если однажды утрром мастер Тамм сбежит. Хурр-хурр… И отец его не удерржит.

Дум вынула из печи горшочек с тушеной морковкой, грибами и луком и положила несколько листочков свежей мяты на золотистую корочку:

— Вот именно, Осмунда. Таммо сбежит, как сбежал в свое время сам полковник. Он тоже был горяч и жаждал сражений. А его отец не простил Корнсбери побега, называл его дезертиром и даже имени его вслух не произносил. Но в глубине души, я думаю, он очень гордился сыном и его славой бесстрашного зайца из Дозорного Отряда. Он умер давно, еще до того, как полковник ушел в отставку и привез меня сюда, в Лагерь Кочка. Я ужасно жалею, что они так и не помирились, и надеюсь, Корнсбери окажется умнее своего отца.

Осмунда поливала медом ячменные оладьи, пышные и горячие. Она подняла взгляд на подругу и удивленно моргнула:

— Хурр… почему ты так говорришь?

Мудрая Дум начала замешивать тесто для лепешек из миндальной муки с ореховой крошкой. Не отрывая взгляда от лап, месивших тесто, она пояснила:

— Потому что я собираюсь помочь Таммо бежать из дома и вступить в ряды Дозорного Отряда. Если я этого не сделаю, он так и будет слоняться без дела, нарываться на неприятности да браниться с отцом, пока они не станут врагами. Но ты, Осмунда, пообещай мне, что не выдашь эту тайну ни зверю, ни птице.

Добрая мордочка преданной подруги растянулась в блаженной улыбке.

— Хурр, я буду нема как ррыба! Даже если полковник не одобррит этого, даже если нам придется тосковать по мастерру Тамму, хурр-хурр…

Горькая слеза упала в сладкое тесто. Дум поспешно вытерла глаза уголком передника:

— О да, Осмунда, тосковать я буду сильно, нет сомнения. Но Таммо должен добраться до Дозорного Отряда, тогда он добьется успеха. У него доброе сердце, и храбрости не занимать. Правду сказал полковник, он станет бесстрашным зверем, когда вырастет, а какой более достойной похвалы может добиться заяц? Настанет день, когда мы будем гордиться сыном.

А в это время в нескольких лигах от Лагеря Кочка, вниз по дальнему юго-восточному побережью, Дамуг Клык подставил лицо ветру. Перед ним на границе прилива, на покрытом галькой берегу, топорщились разбитые и изодранные волной остатки разгромленного флота. Позади него пригнулись бесчисленные неуклюжие лачуги, сбитые из обломков кораблей и брезента. Между ними тянулись черно-серые столбики дыма. Ветер доносил запах стряпни.

Раздался барабанный бой. Умирал Гормад Тунн, Острейший Меч племени Бродяг.

Вот громче бьют барабаны, и самый воздух дрожит, пробитый насквозь их настойчивой дробью. Дамуг Клык не сводит глаз с моря, с шипением накатывающего на гальку, цепляющегося когтями волн за берег, чтобы подползти чуть ближе. Скоро, скоро дух Гормада Тунна войдет в ворота Темного Леса…

Только Великокрыс мог стать Острейшим Мечом всех Бродяг. Дамуг искоса взглянул на Бирла, замершего в ожидании неподалеку, и усмехнулся. Гормаду не придется скучать в одиночестве у ворот Темного Леса. Прежде чем зайдет солнце, у него появится компания.

Острейший Меч племени Бродяг, Гормад Тунн, умирал.

Великокрысы были наделены необыкновенным ростом, каждый в два раза крупнее обычной крысы. Гормад принадлежал к самым древним Великокры-сам, а значит, и к самым большим. Теперь его солнце заходило, и после смерти власть должна была перейти к одному из сыновей. Эти двое, Дамуг Клык и Бирл Клешня, стояли сейчас спиной к дверям, за которыми лежал их отец. Таков был обычай племени Бродяг. Они не имели права ни есть, ни пить, ни спать, покуда Острейший не испустит дух. А после смерти должен был состояться бой, в котором только один останется в живых и будет провозглашен Острейшим Мечом могучей армии.