Завтра утром - Лайза Джексон

Бобби задыхалась. Воздух почти кончился. Она теряла сознание. Мысли отчаянно метнулись к знакомым мужчинам, в особенности к одному, к тому, кто, быть может, даже имени ее не помнит, к тому, с которым она обошлась очень дурно.

Пирс Рид.

Детектив из полицейского управления Саванны.

Уважаемый человек, но со своими тайнами.

Нет… Рид не мог такого сделать, он не знает, как тесно связаны их жизни, ему на нее плевать.

Она задрожала, заскулила.

— Выпустите! Выпустите! — кричала она, всхлипывая. Болело горло, кровь стыла в жилах от мысли о разлагающемся трупе, который служил ей ложем. — Пожалуйста, умоляю, выпустите меня отсюда… Я сделаю все, все… Пожалуйста, не надо…

Но она даже не знала, к кому обращается, и комья земли с галькой продолжали падать в могилу.

Она задыхалась, воспаленные легкие вбирали остатки воздуха. Грудь горела от нехватки кислорода, и Бобби вдруг обессилела.

Беспомощна.

Обречена.

Она в последний раз попыталась выбраться из этой тюрьмы, но безуспешно. Тьма сокрушила ее, выиграла битву, высосала жизнь, и руки бессильно упали. Значит, здесь ее могила. Навеки.

В ужасающей тишине она, кажется, услышала смех. Далекий смех, но она знала, что он предназначен для нее. Этот человек хотел, чтобы она поняла. Чтобы услышала его перед тем, как вздохнуть в последний раз.

Кто бы это ни совершил, он явно наслаждался.

— Этот сукин сын опять тащит меня в суд! — Морисетт ворвалась в кабинет Рида и бросила какие-то документы на угол стола. — Прикинь? — Когда она злилась, то еще сильнее растягивала слова на западно-техасский манер. — Барт хочет сократить алименты на детей до тридцати процентов! — Барт Йелкис был четвертым и последним бывшим мужем Сильвии Морисетт и отцом ее двоих детей. Все время, что Рид работал в полицейском управлении Саванны, Сильвия и Барт ссорились из-за того, как она воспитывает Присциллу и Тоби. Сильвия была упряма и неподатлива, как высохшая кожа, и редко сдерживала свой острый ядовитый язычок. Она курила, пила, водила машину, как автогонщик на «Инди-500», ругалась, как моряк, и одевалась, словно ей было двадцать, а не тридцать пять, но прежде всего она была матерью. Поэтому, когда критиковали ее детей, она тут же срывалась с цепи.

— Я думал, его поймали на махинациях с платежами.

— Да, но ненадолго, уж поверь. Могла бы и догадаться. Больно хорошо, чтобы быть правдой. Черт возьми, ну почему этот тип не умеет быть отцом? — Она уронила на пол свой огромный кошелек и одарила Рида таким взглядом, что он убедился: все мужчины в жизни Морисетт внезапно стали считаться редкостными неудачниками. Включая и его самого. Морисетт имела репутацию крутой женщины, созданной для мужской работы, классической женщины из полиции — с острым языком, резкими суждениями, отсутствием терпения и речью столь же красочной, как у любого копа-мужчины. Она носила ботинки из змеиной кожи, совсем не по уставу, платиновые волосы торчали во все стороны, словно у Билли Айдола, и выглядела она так, что любой юный панк дважды подумал бы, прежде чем привязаться к ней. Рид часто ловил на себе сочувственные взгляды других копов; они жалели его, потому что ему досталась такая напарница. Но его это не смущало. С тех пор как он вернулся в Саванну — а прошло не так уж много времени, — Рид научился уважать Сильвию Морисетт, даже если иногда и ходил по лезвию бритвы. Этим утром ее лицо было багровым, и казалось, что она вот-вот начнет плеваться гвоздями.

— А он может так сделать? Уменьшить алименты? — Рид открывал почту, но на минуту отложил ножик для разрезания бумаг на заваленный документами стол.

— Только если он найдет себе судью-слюнтяя, который купится на его нытье. Ну да, Барт потерял работу, и что из этого? Пусть поднимет задницу и найдет другое место, где можно прилично зарабатывать, — знаешь, как нормальные люди. Вместо этого он думает, как бы сэкономить на мне и на детях. — Она закатила глаза и выпрямила свое изящное тело — от каблуков ботинок до кончиков светлых колючих волос. Западно-техасский акцент становился сильнее всего, когда она была в ярости, а сейчас она рвала и метала. — Ублюдок. Вот кто он такой! Отпетый негодяй, гребаный ублюдок. — Она подошла к окну и посмотрела на серую зимнюю Саванну. — Господи, ну не миллионы же он нам платит. К тому же это его дети. Его дети. Те самые, которых он, по его словам, так мало видит! — Она топнула и выругалась. — Я хочу выпить.

— Время — девять утра.

— И что?

Рида это тоже не слишком заботило. Морисетт часто переигрывала, особенно когда дело касалось детей или одного из четверых бывших. Ее семейные неурядицы укрепляли его решимость не жениться. Супружество — это проблема, а копу и на работе проблем хватает.

— И ты не можешь с ним бороться? — Рид допил остывший кофе, смял бумажный стаканчик и бросил в переполненную корзину для мусора.

— Да, но это влетит в копеечку. Мне нужен адвокат, черт подрал.

— Город ими кишит.

— В том-то и проблема. У Барта есть приятельница, которая оказывает ему услугу — она юрист. Она кому-то позвонила, что-то выяснила и написала прошение или что там еще. Женщина. Представляешь? А где женская солидарность? Хотела бы я знать! Разве не должны женщины как-то поддерживать друг друга и хотя бы не выступать в суде, чтобы лишить другую женщину алиментов?

Рид этим не проникся. Насколько он знал, Морисетт не способна никого поддерживать. Она не считалась ни с мужчинами, ни с женщинами. Он снова взял нож для писем и принялся вскрывать простой белый конверт, отправленный ему на адрес полицейского управления Саванны. Имя получателя было написано большими буквами от руки: ДЕТЕКТИВУ ПИРСУ РИДУ. Обратный адрес был знакомым, но он не мог вспомнить откуда.

— Ну вот, — проворчала Морисетт. — Будущее моих детей выкинуто в сортир, потому что несколько лет назад Барт построил этой суке изгородь для собак, и вот теперь она собирается пересмотреть мои алименты! — Ее глаза сузились. — Должен быть закон, понимаешь? Неужели у людей, которые занимаются правом — правом, ха-ха! — нет других дел, кроме как находить придурочные лазейки, чтобы лишить маленьких детей алиментов? — Она запустила пальцы в окончательно растрепанные волосы и ринулась обратно к столу, чтобы забрать свои документы. Плюхаясь в кресло сбоку, она заявила: — Они пожалеют об этом, и еще как!

— Ты справишься.

— Пошел на хрен, — выругалась она. — Вот уж чего я не жду от тебя, Рид, так это банальностей. Так что засунь их себе куда-нибудь.

Он подавил улыбку:

— Хорошо, как скажешь.

— Вот именно. — Но она, похоже, несколько успокоилась.

— А может, тебе подать иск, чтобы Барт платил больше? Давай переведем стрелки на него.

— Я думала об этом, не сомневайся, но есть старая пословица, что от козла молока не надоишь.