Другое счастье - Марк Леви

После второго курса университет отказался продлить ей стипендию, предложив взамен сделку, которую миссис Берлингтон назвала «взаимными услугами»: Милли должна была подрабатывать помощницей-стажеркой в юридическом отделе (состоявшем из одной миссис Берлингтон), получая за свои труды пять долларов в час, медицинскую страховку и служебную жилплощадь. Милли согласилась не раздумывая: не потому, что ее заинтересовала работа, тем более не из-за зарплаты, а из-за возможности не расставаться с кампусом. Слишком она к нему привыкла.

Каждый день Милли завтракала в «Таттлмен Кафе», в 8.53 пересекала большую лужайку, в 8.55 проходила мимо библиотеки Гутмана и входила в административный корпус, где в 8.57 начинался ее рабочий день. В 11.50 она заказывала по Интернету сэндвич с пастромой для миссис Берлингтон. В 12.10 пересекала лужайку в противоположном направлении, забирала в кафе «Камбар Кампус Сентр» сэндвич миссис Берлингтон и весенний салат для себя – это позволяло еще раз пройтись перед библиотекой. Перекусив вместе со своей начальницей, она в 12.30 возвращалась на рабочее место. В 15.55 убирала в ящик письменного стола свой блокнот, куда записывала распоряжения миссис Берлингтон, сверху укладывала фотографию в серебристой рамке своей улыбающейся бабушки, запирала ящик на ключ и в 16.00 уходила.

Последняя за день прогулка через кампус, в этот раз в сторону стоянки, а там Милли забирала единственное свидетельство того, что она не совсем обычная скучная служащая, – «олдсмобиль» 1950 года с откидным верхом. Раньше машина принадлежала ее бабке, но за несколько лет до своего отъезда из Санта-Фе Милли получила ее в подарок. Теперь за эту машину, с которой она сдувала пылинки, словно настоящий коллекционер, ей дали бы не меньше восьмидесяти тысяч долларов. Кабриолет, сошедший с конвейера за тридцать лет до ее появления на свет, служил для нее страховкой на тот случай, если произойдет нечто непредвиденное и очень серьезное, возможно даже угрожающее жизни. Жизни, которая ее, только что отпраздновавшую тридцать первый день рождения, вполне устраивала.

В 16.06 Милли садилась за руль, включала радиоприемник, распускала волосы, поворачивала ключ зажигания и радостно прислушалась к восьмицилиндровому двигателю, добавлявшему басов к фуге Баха, симфонии Мендельсона или еще какому-нибудь классическому музыкальному произведению.

С этого момента в Милли появлялось что-то от звезды рок-н-ролла. С развевающимися на ветру волосами – в любую погоду, лишь бы не было дождя – она ехала на станцию обслуживания «7-Eleven», где выпивала кока-колу за два доллара семьдесят центов, а жажду автомобиля утоляла двумя галлонами бензина, выкладывая за них семь долларов тридцать центов. Каждый вечер, наблюдая за мельканием цифр на шкале колонки, она вычисляла, сколько минут потратила на печатание надиктованной миссис Берлингтон ерунды. Здесь она тратила за пять минут десять долларов, там набирала за утро тридцать тысяч знаков. Остальной ее заработок уходил на ужин (так как сэндвич для миссис Берлингтон оплачивался юридическим бюро, Милли быстро сговорилась с работником кафе «Камбар», что в стоимость сэндвича с пастромой включалась и цена ее весеннего салатика), кое-какую одежду, пополнение коллекции дисков, кино по субботам и, главное, на уход за ненаглядным «олдсмобилем».

Работника кафе «Камбар» звали Джо Малоне. Наградил же Бог имечком! Полное его имя было Джонатан, но на безупречный музыкальный слух Милли «Джонатан Малоне» звучало хуже. Джо, получивший благодаря ей имя, достойное персонажа гангстерского фильма, был стройным молодым человеком, наделенным поэтическим талантом. Разве не удавался ему день за днем ловкий фокус – в любое время года сооружать для Милли восхитительный весенний салат?

Джонатан Малоне был по уши влюблен к некую Бетти Корнелл, но та никогда в жизни не посмотрела бы на работника кафетерия, пусть тот и проглатывал, не жуя, все написанное Корсо, Ферлингетти, Гинсбергом, Берроузом и Керуаком. Джо знал их книги чуть ли не наизусть – и все зря! Он очень старался вкладывать поэзию в свои сэндвичи и салаты по пять пятьдесят и не оставлял надежды когда-нибудь продолжить образование, чтобы потом открывать чудесный мир слов девушкам, копирующим Бритни Спирс, Перис Хилтон и живые манекены, страдающие анорексией. Милли часто ему повторяла, что у него душа евангелиста, для которого стала религией литература.

После заправочной станции Милли выезжала на автостраду № 76 и мчалась с максимально разрешенной скоростью до следующего съезда, откуда возвращалась к себе.

Жила Милли в деревянном домике на Фламинго-роуд, сразу за местной водокачкой. Непритязательный квартал, но не без некоторого шарма. На Фламинго-роуд заканчивался город и начинался лес.

Вечера Милли посвящала чтению. Исключениями служили пятницы, когда к ней приходил ужинать Джо. Они смотрели вдвоем очередную серию своего любимого телесериала: в нем женщина-адвокат, жена будущего сенатора, страдала оттого, что в прессу просачивалась правда о связи ее мужа с девушкой по вызову.

Потом Джо громко декламировал стихи, которые сочинил за неделю. Милли внимательно слушала, потом требовала повторить, теперь под музыку, которую подбирала к стихотворениям Джо.

Музыка прочными узами соединила их с первой же встречи. Музыка их и познакомила.

* * *

Джо подрабатывал, играя на церковном органе. Его музыкальное призвание оплачивалось по твердой ставке – тридцать пять долларов за приглашение. Он обожал похороны.

Разве сравнить их с венчанием! Венчание страшно затягивается, гости долго усаживаются, невеста опаздывает, конца службы не дождешься, знай себе играй, пока новобрачные и все приглашенные не спустятся с паперти. Достоинство похорон – в безупречной пунктуальности усопших. К тому же кюре, испытывавший священный ужас перед гробами, перепрыгивал через целые разделы своего требника и завершал службу строго через тридцать пять минут после начала – хоть часы по нему проверяй.

Доллар в минуту – золото, а не работа! Джо, не единственный музыкант, которого кюре приглашал играть во время церковных служб, не забывал просматривать рубрику «Некрологи» в местной воскресной газете, чтобы первым попасть в график следующей недели.

Как-то раз на отпевании в среду, заиграв фугу Баха, Джо обратил внимание на вошедшую в церковь молодую женщину. Церемония близилась к концу, прихожане уже поднимались с мест, чтобы проститься с миссис Гингельбар, бакалейщицей, погибшей по нелепой случайности под высоченной пирамидой ящиков с арбузами, придавившей ее. Бедная миссис Гингельбар умерла не сразу, ее агония продолжалась всю ночь, и в конце концов она задохнулась под кучей бахчевых – виновников ее смерти.

Появление Милли в джинсах и в футболке с глубоким вырезом, с распущенными волосами, привлекло внимание Джонатана: уж слишком она отличалась от всех собравшихся. Органисту везет: с его рабочего места можно разглядеть все, что происходит в церкви.

Джо частенько веселил заскучавшую Милли, рассказывая о забавных ситуациях, свидетелем которых становился постоянно. Чьи-то шаловливые руки задирали юбку на соседке, какая-то дама нежно поглаживала причинное место соседа, болтуны громко перешептывались, напрочь позабыв, где находятся, кто-то, задремав во время службы, неприлично клевал носом. Мужчины выворачивали шеи, разглядывая красивую женщину, а на ту, которая старалась привлечь всеобщее внимание, вовсе не смотрели. Когда кюре, известный своей шепелявостью, в очередной раз произносил нечто невразумительное в самый патетический момент службы, публика громко смеялась. Мобильный телефон под Библией или посторонняя книга под требником – ничто не укрывалось от взора органиста.