Халва - Олег Лаврентьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот и проваливай!
– Ухожу, почтеннейшая.
– Быстрее шевели ногами.
– Конечно, конечно. Я присяду здесь у карагача и никому не помешаю.
Женщина задохнулась от ярости.
– Говорю тебе, проваливай! Еще неизвестно, кто ты такой, может, вор! Может, ты хотел увести этих коз.
Ишан даже улыбнулся такому предположению – как можно днем уйти с козами по такой пустынной местности? Враз догонят.
– Почтеннейшая, этот карагач ничей, и сидеть в его тени никому не возбраняется.
– А я говорю, пошел прочь, проклятый вор!..
– Кто говорит о воровстве? – послышался рядом строгий мужской голос.
Ишан и женщина замолчали и обернулись. Перед ними стоял всадник. В ярком одеянии, на вороном коне, с надменным взглядом. И как это он так тихо подъехал?
– Простите, господин, – голос женщины сразу стал вкрадчивым, – этот оборванец ошивался вокруг козочек, я решила, что он вор.
– Я – верховный судья округа, – строго произнес всадник, показывая золотую бляху на груди, и посмотрел на Ишана, – что скажешь в свое оправданье?
А ведь могут посадить в тюрьму. Только этого мне не хватало, испугался Ишан и торопливо сказал:
– Почтенный судья, право же, ничего плохого я не делал. Я сидел, отдыхал в тени, когда увидел, как эта женщина подошла к козам, отбросила от них траву, забросала землей их лужу. Мне стало жаль несчастных животных, я решил им помочь…
– Врет! – закричала женщина. – Он хотел украсть коз! Думаешь, я не видела, как ты уже брался за веревку!?
– А как ты думаешь, зачем эта женщина могла забрать у коз воду и траву? – спокойно спросил судья. – Разве в этом есть смысл?
– Не знаю, – пожал плечами Ишан, – я думал, что имею дело с безумной.
– Твои слова внушают мне меньше доверия, – покачал головой чиновник.
– Я могу объяснить, – раздался голос, и из-за спины Ишана вышла еще одна женщина.
Ишан скосил глаза, не решаясь повернуться спиной к судье. На вид говорившая была еще не старая и довольно привлекательная. Позади нее стояли еще несколько человек. Ну ясно, услышали шум, подошли.
– Я сестра этой женщины, – продолжала она. – Наш отец перед смертью оставил мне большую часть дома и этих коз, поскольку я вдова и у меня двое детей, а сестра живет одна. Но дабы не забыть о справедливости, отец велел, чтобы эти козы принадлежали мне при жизни, а сестре в посмертье; она забирает их шкуры.
– Ты хочешь сказать, что твоя сестра была заинтересована в смерти животных? – спросил судья.
– Именно так.
– Тогда… тогда действия ее обретают смысл, – важно произнес судья. – И вот мое решение: ваш отец, да не возведем хулу на покойного, поступил несправедливо, ибо сказано в Писании, что старший ребенок является главным наследником в семье. Таким образом, старшая сестра лишь желала прекратить беззаконие, в ней говорило чувство справедливости. Коз и часть дома младшей сестры отдать ей, а младшая сестра пусть возьмет себе ее долю.
На лице младшей сестры отразилось недоумение и боль, а на лице старшей глубокое удовлетворение, хотя и не без примеси удивления.
– А мои дети? – спросила младшая сестра.
– Справедливость превыше всего, – важно сказал судья. – Исполните приговор сегодня же.
Сгорбленный старик с белой, до пояса, бородой, видимо староста, низко поклонился, выражая покорность.
– Что же касается тебя… – повернулся судья к Ишану, – как я понимаю, ты бездомный, направляющийся в Ахрат на заработки?
– Ваша мудрость не знает границ, – склонился Ишан в поклоне.
– Ну и ступай скорее куда шел и не вмешивайся в чужие дела.
Дважды упрашивать не пришлось, вскоре Ишан бодро шагал по пыли, опасливо оглядываясь назад. Еще легко отделался, думал он. Но в чем смысл, отдать большую часть наследства старшей сестре, обделяя младшую и ее детей? Если бы судья забрал коз себе, как случилось с Вахраном, когда он вздумал судиться с Каматом по поводу кур, задушенных его псом, я бы понял. Но судья не взял себе ни одного медного тана, так в чем же смысл такого судейства?..
Солнце порозовело и клонилось к закату. Ишан остановился в раздумье. Он не боялся сбиться с дороги, не так давно он встретил водовоза на осле, тот подтвердил, что Ишан правильно идет в город. Но предстояло решить один насущный вопрос. Выходя из дома, Ишан сунул за пазуху кусок лепешки. И вот голод дал о себе знать в полный голос. Следовало ли Ишану съесть свой запас сейчас или приберечь на тяжелые времена? Поколебавшись, Ишан решил утолить голод, напившись досыта из ближайшего арыка, а потом идти дальше до первой попавшейся деревни и там сделать то, что не удалось сделать из-за жадной сестры и верховного судьи, то есть поискать работу. Живот был категорически не согласен с таким решением, но хозяин заткнул ему рот потоком воды, и живот на время замолчал.
Напившись, Ишан хлопнул себя по брюху, утер капли с уголков рта и повернулся идти. Вокруг было тихо, и это не радовало. Если бы поблизости был аул, по дороге ехали бы повозки, сновали пешие, конные, а вокруг тишина. Значит, скорее всего, до аула еще далеко, и он правильно сделал, что не послушался голоса желудка и приберег лепешку на завтра. Не очень-то приятно ложиться спать голодным под открытым небом, но Ишану не привыкать. А может, он зря тревожится? Может, совсем рядом аул, такой же маленький и тихий, как его Рашат, поэтому на дороге пустынно. Да и не так уж пустынно, вдали слышится топот копыт. Ишан затянул потуже пояс и зашагал вперед. Топот к тому времени стал громче, а когда Ишан прошел шагов сто, стало ясно, что сейчас всадник вылетит из-за поворота. Тогда Ишан остановился. Если человек торопится, он может ненароком сбить путника, особенно такого маленького, как Ишан. В этот момент из-за скалы показался всадник. Заметив путника, он резко осадил коня. Животное присело на задние ноги, подалось в сторону и остановилось, глядя на мальчишку разгоряченными от бега глазами. Ишан поднял голову и замер от нехорошего предчувствия. Это был судья. На его плече примостился беркут. Но не птица смутила мальчишку, а взгляд, которым наградил его судья, недобрый взгляд, не сулящий ему ничего хорошего. И вообще, что за дело такому большому человеку, как судья, до бедного мальчишки?
Ишан поспешил склонить голову, пытаясь понять, чем мог досадить влиятельной особе, но на ум ничего не лезло. А может, я придумываю? мелькнула мысль. Судья просто остановился дать мне пару напутствий, отругать, в конце концов? Но гулко стучащее сердце подсказывало, что это не так. Выждав время, чтобы соблюсти приличия,