Особые отношения - Дуглас Кеннеди

— Кто это «кто-то»? — прокричала я в ответ.

— Как всегда, ублюдки из ополчения, — ответил он, не отрывая бинокля от глаз. — Те же молодчики, что устроили такую неразбериху во время прошлого наводнения.

— Но почему они обстреливают транспорт Красного Креста? — спросила я.

— Да просто чтобы пострелять. Они стреляют во все иностранное и во все, что движется. Для них это спорт…

Он обратился к троице затянутых ремнями медиков из Красного Креста:

— Надеюсь, ваш парень в кабине знает, что делает?

Никто не откликнулся — все трое сидели бледные от страха. Вот тут-то он и обернулся ко мне с широкой озорной улыбкой, и я подумала: да он получает удовольствие от нашего приключения!

Я улыбнулась в ответ. Это было предметом моей гордости: под огнем я никогда не выказывала страха. По опыту я знала: все, что ты можешь сделать в подобной ситуации, это вдохнуть поглубже, сконцентрироваться и уповать на то, что все обойдется. Поэтому я выбрала пятно на полу и пристально смотрела на него, непрерывно повторяя про себя: все будет хорошо, все будет просто отлично…

А потом вертолет сделал еще один круг, и англичанина отшвырнуло от окна, но он, извернувшись и схватившись за ремень, сумел не повалиться на пол и не покатиться по салону.

— С вами все в порядке? — спросила я. Очередная обаятельная улыбка.

— Теперь да, — был ответ.

Еще три вызывающих тошноту поворота направо, за ними еще один рывок с ускорением, и мы, по-видимому, покинули опасную зону. Десять минут полёта в нервном напряжении, и мы начали снижаться. Вытянув шею, я выглянула в иллюминатор и тихо ахнула. Подо мной расстилалась долина, полностью затопленная водой, — настоящий Всемирный потоп. Вода поглотила все. На поверхности качались всплывшие хижины, коровьи туши. Затем я увидела первый труп, плывший лицом вниз, а за ним еще четыре, два таких маленьких, что даже с высоты было очевидно: это дети.

Теперь уже все, кто находился в вертолете, смотрели в окна, осознавая размеры бедствия. Вертолет снова заложил вираж, поднялся выше и переместился к холму, куда не добралась вода. Там виднелись джипы и военные автомобили. При ближайшем рассмотрении стало ясно, что мы пытаемся приземлиться в полуразрушенном военном лагере сомалийской армии. Всюду в беспорядке стояла потрепанная военная техника, валялся какой-то инвентарь, вокруг суетилось с полсотни солдат. В стороне я разглядела три белых джипа с реющим над ними флагом Красного Креста. Вокруг собрались человек пятнадцать, они изо всех сил махали нам руками. Однако все было не так гладко. Метрах в ста от команды Красного Креста стояла группка сомалийских военных — и они так же энергично махали руками, жестами показывая, чтобы мы садились рядом с ними.

— Сейчас будет весело, — сказал англичанин.

— Не так, как в прошлый раз, — отозвался один из врачей.

— А что случилось в прошлый раз? — спросила я.

— Нас попытались ограбить, — ответил он.

— Тогда, в девяносто седьмом, такое тоже случалось, — заметил англичанин.

— Вы были здесь в девяносто седьмом? — спросила я.

— О да! — Он озарился очередной улыбкой. — Чудесное это местечко, Сомали. Особенно под водой.

Мы пролетели мимо солдат и джипов Красного Креста. Но похоже, соцработники там, на земле, разгадали маневр, потому что попрыгали в джипы, развернулись и рванули на полной скорости к прогалине среди кустарников, на которую мы приземлились. Краем глаза я взглянула на британца. Он прижал бинокль к окну, а язвительная улыбка с каждой секундой становилась все шире.

— Глядите-ка, там собрались устроить гонку, кто первый нас встретит, — сообщил он.

Выглянув, я увидела с десяток сомалийских солдат, бегущих в том же направлении.

— Понимаю, о чем вы, — прокричала я ему в тот момент, как мы приземлились, глухо стукнувшись о землю.

Почуяв твердую землю под ногами, сидевший передо мной парень из Красного Креста вскочил и рванул рычаг, запиравший дверь салона. Другие, не мешкая, бросились к грузовому отсеку в хвостовой части и принялись отстегивать ремни, закреплявшие ящики с медикаментами и пищевыми концентратами.

— Помощь нужна? — спросил англичанин у одного из парней.

— Спасибо, мы справимся, — ответил тот. — А вам лучше уносить ноги, пока не подоспели военные.

— Где ближайшая деревня?

— Была в километре к югу отсюда. Но от нее ничего не осталось.

— Ясно, — пробормотал он. Затем обратился ко мне: — Вы со мной?

Я кивнула, но потом повернулась к ребятам из Красного Креста:

— А как же вы-то справитесь с военными?

— Как обычно. Помурыжим их, потянем время, пока радист не свяжется с сомалийским центральным штабом — если можно его так назвать — и не велит какому-нибудь офицеру распорядиться, чтобы нас оставили в покое. А вы оба лучше поторапливайтесь. Солдаты действительно считают, что журналистам тут не место.

— Уже ушли, — сказала я. — Спасибо, что подбросили.

Мы с англичанином выбрались из вертолета. Оказавшись на земле, он хлопнул меня по плечу и указал на джипы Красного Креста. Пригнувшись, мы, не оглядываясь, побежали к ним. Это оказалось стратегически верным ходом: нам удалось ускользнуть от бдительных сомалийцев, которые уже успели окружить вертолет. Четверо направили ружья на команду Красного Креста. Один из солдат начал что-то выкрикивать — но они, не обращая на него внимания, явно приступили к процедуре «мурыженья». Хотя из-за шума мотора невозможно было расслышать слов, было очевидно, что ребята из Красного Креста уже не новички в этой опасной игре и знают, как себя вести. Англичанин подтолкнул меня локтем.

— Видите вон те деревья, — сказал он, показывая на жидкую рощицу метрах в пятидесяти от нас.

Я кивнула. Бросив последний взгляд на солдат — они рылись в коробках, — мы устремились к деревьям. Понадобилось всего двадцать секунд, чтобы преодолеть пятьдесят метров, но, Господи, какими же долгими они мне показались. Я понимала, что, если солдаты заметят две бегущие фигуры, естественной реакцией будет дать по ним очередь. Добежав до лесочка, мы нырнули за ближайшее дерево. Мы не запыхались — но, глянув на своего спутника, я заметила еле уловимую напряженность во взгляде, признак волнения. Поймав на себе мой взгляд, англичанин немедленно включил фирменную улыбку.

— Отлично, — прошептал он. — Как думаете, сумеем мы перебраться отсюда так, чтобы Нас не подстрелили?

Я посмотрела в том направлении, куда он показывал — еще один перелесок, выходивший на разлившуюся реку, — и ответила твердым взглядом на его подначивавшую улыбку. «Меня еще ни разу не подстрелили», — сказала я. Мы выбежали из рощицы и что было сил устремились прямиком к следующему укрытию. Перебежка длилась около минуты — за это время в мире не раздалось ни звука, точнее, я не слышала ничего, кроме оглушительного топота собственных ног по траве. Но, как и в вертолете, когда мы первый раз оказались под огнем, я попыталась сосредоточиться на чем-нибудь отвлеченном, например на собственном дыхании. Англичанин бежал впереди. Но добравшись до деревьев, вдруг остановился как вкопанный. Я тоже притормозила, увидев, что он идет назад, высоко подняв руки над головой. Из-за деревьев показался сомалийский солдат, на вид совсем мальчишка — лет пятнадцати, не больше. Он наставил винтовку на англичанина, который что-то успокаивающе говорил, видимо нащупывая пути выхода из этой ситуации. Вдруг солдатик заметил меня — и когда он повернулся, переведя на меня ствол, я совершила серьезную ошибку, неверно оценив ситуацию. Вместо того чтобы немедленно изобразить подчинение — остановиться, поднять руки вверх и не делать резких движений (ведь меня в свое время учили, как поступать в таких случаях), — вместо этого я бросилась на землю в полной уверенности, что он сейчас поднимет стрельбу. В ответ он злобно выругался, пытаясь обнаружить меня в траве. И тут англичанин стремительно прыгнул на него и сбил на землю. Вскочив, я со всех ног бросилась к ним. Для начала англичанин кулаком врезал сомалийцу под дых, так что тот захрипел, потом ногой придавил к земле его руку с винтовкой. Мальчишка завопил.