Жестокая Императрица - Лене Каабербол

Больной закрыл глаза, и его затрудненное дыхание стало ровнее. Я высвободила руку и решила, что он уснул. Но прежде чем я вышла в коридор к папе, дядя Као снова внимательно взглянул на меня.

— Фонарик Лю, — повторил он. — Не забудь.

— Обещаю.

— Хорошо, — он уставился в потолок и едва слышно пробормотал: — Может, хоть теперь она перестанет меня понукать и оставит в покое.

Не знаю почему, но я была твердо уверена, что он имел в виду мою бабушку.

На обратном пути папа не проронил ни слова. А вечером, уже лежа в постели, я услышала голоса внизу, на кухне. Я тихонько выскользнула из комнаты и подкралась к лестнице, чтобы узнать, о чем говорят родители.

— Такое впечатление, что он просто сдался, — сказал папа, и в его голосе слышались злость и горечь. — Знаешь, так бывает со старыми людьми, когда они отказываются бороться за жизнь и умирают… И почему только они не думают о том, как при этом тяжело их близким?

Мне хотелось подбежать и обнять папу, поддержать его. Я поняла, что эти слова относились не только к дяде Као, но и к бабушке. Но я не знала, что сделать, чтобы у папы полегчало на душе.

— Тише, — мягко сказала мама. — Иногда лучше помолчать. Не волнуйся, все будет в порядке.

Даже не видя их, я догадалась, что мама обнимает отца и гладит его по голове, как она часто делала. Я была рада, что ей удалось хоть чуть-чуть успокоить папу. Но в то же время мне хотелось, чтобы она подошла и ко мне, погладила по головке и сказала, что утром все наладится. Мне так хотелось в это верить…

Воскресным утром кузина Ли зашла к нам и принесла мне коробку. Она сообщила, что дяде Као не лучше, но и не хуже. Он по-прежнему утомлен и обессилен. Я открыла коробку. Внутри был маленький симпатичный китайский фонарик: черный лакированный каркас, стенки из тонкой желтоватой рисовой бумаги и четыре выцветших красных шелковых кисти, свисающих с корпуса.

— Как красиво! — прошептала я. — Но кто такой Лю?

— Не знаю, — ответила кузина Ли. — Твоя бабушка всегда называла эту штуку фонариком Лю, а почему — мне неизвестно.

Я вспомнила слова дяди Као. Ну, про то, что я должна получить фонарик «в подходящий момент». Я ничего не понимала. Если бабушка хотела, чтобы фонарик оказался у меня, почему она не могла передать его мне сама? Почему было важно время?

Мне хотелось спросить об этом дядю Као. Но когда мы вечером приехали в больницу, оказалось, что ему стало хуже. Врачи говорили, что он остается в сознании, однако дядя не отвечал, когда с ним заговаривали. Кузина Ли от беспокойства была бледна как полотно. Мы все сидели вокруг дядиной кровати и пили чай, который принесла Ли, но никто не произносил ни слова. Это был очень грустный и тревожный вечер.

Вернувшись домой, я посмотрела на фонарик с чувством, похожим на раздражение, — как будто он был виноват в происходящем. Он не оказался бы тут, если бы дядя Као не заболел. Но была в этой вещице какая-то хрупкая древняя красота, которая заставила мою злость испариться. В конце концов я спустилась вниз и попросила у мамы свечку.

— Сейчас? — спросила мама, отставив в сторону последнюю стопку ресторанных тарелок. Вокруг нее клубился пар из посудомоечной машины, и волосы ее казались влажными. — Для чего тебе свечка так поздно? Не забудь, что завтра в школу.

— Я хочу зажечь фонарик.

Она на минуту оставила посуду в покое и откинула прядь волос со лба.

— С тобой все в порядке, малышка?

— Я… да, все нормально. Я просто… Просто я хочу, чтобы дядя Као поскорее выздоровел.

— Знаю. Я тоже хочу.

Она быстро обняла меня, потом наклонилась и заглянула мне в лицо.

— Знаешь, что твоя бабушка частенько повторяла мне? Она говорила: «Лучше зажечь хоть самую маленькую свечку, чем сидеть сложа руки и жаловаться, что вокруг темно». Мне всегда казалось, что это очень мудрая мысль. Что ж, иди, малышка, зажги свою свечу. Только будь осторожна — фонарик на вид очень старый.

— Не волнуйся, я буду аккуратна. Мне подумалось, что без свечки он смотрится как-то неправильно. По-моему, даже самые старые фонарики нужно хоть изредка зажигать.

Мама погладила меня по щеке и на секунду задержала руку. Ее пальцы были горячими и мокрыми от мытья посуды.

— Ты очень похожа на свою бабушку, — сказала она.

Итак, я поднялась к себе и зажгла старинный фонарик. В его мягком свете я разглядела, что на стенки из рисовой бумаги нанесен тонкий рисунок. Большое радостно улыбающееся солнце. А под ним размытые силуэты, похожие на склоны гор, поросшие лиственницами.

Неяркое свечение и приятный запах плавящейся свечи подействовали на меня успокаивающе, я подумала о дяде Као и от всей души пожелала, чтобы ему сделалось лучше. Потом я подумала о бабушке. Я надеялась, что ей там каким-то образом стало известно, что фонарик попал в мои руки и очень мне понравился. Но я никак не могла выкинуть из головы эту фразу о подходящем моменте. И если сейчас именно такой момент, то что должно произойти?

Я осторожно задула свечу и забралась в постель. Погружаясь в дремоту, я все еще чувствовала запах дымка от свечки. Горный пейзаж на рисовой бумаге перенесся в мои сны — я видела горы и лиственницы, и еще во сне была девочка, которая звала меня по имени, и слышался звон колокольчиков на ветру.

Колокольчики. Когда я услышала их на следующий день, налегая на педали велосипеда, я сперва подумала, что все еще сплю. Но нет, все было наяву — стояло солнечное понедельничное утро, и подвесные китайские колокольчики-трубочки мелодично позвякивали над входом в маленький магазинчик. Слабый ветерок раскачивал колокольчики и заставлял их стукаться друг о друга, производя при этом нежную серебристую музыку.

Я остановилась, хотя прекрасно понимала, что делать этого не следует — я и так здорово опаздывала в школу. Но меня по какой-то причине манили эти колокольчики, как будто кто-то держал меня на веревочке, как бумажного змея, а теперь стал потихоньку сматывать эту веревку, притягивая меня к себе.

Я хорошо знала этот магазин, потому что каждый день проезжала мимо по пути в школу. Он так и назывался — «Китайский магазин». Там продавались бело-голубые фарфоровые тарелки, яркие эмалированные чайники, бамбуковые циновки и прочие цветные и безвкусные «китайские» сувениры, над которыми у нас в семье обычно посмеивались. Я никогда раньше не заходила туда, но невидимая нить заставила меня слезть с велика и пойти прямо к распахнутым дверям.

Внутри было темно и прохладно. Попав в помещение после яркого уличного света, я почти ничего не могла разглядеть. Но одно поблескивающее пятно привлекло мое внимание и потянуло меня в глубь магазина.

Это было небольшое настенное зеркало, старинное, в металлической раме. Оно так потускнело от возраста и пятен, что мне с трудом удалось различить свое отражение. И все же я не могла отвести от него глаз.