Техасская история - Пегги Морленд

На мгновение Ларри лишился дара речи. Он что, пьян? Или рехнулся? Никто не отдает ранчо вот так запросто совершенно чужим людям.

— Вы очень добры, сэр, — неуверенно проговорил он, — но мы не можем принять такой подарок.

— Почему? — возмутился Уолт. — Это мое ранчо, и я могу отдать его кому захочу, а я хочу отдать его вам, парни.

Ларри бросил взгляд на остальных, не зная, стоит ли говорить вслух о своих тревогах.

— При всем уважении, сэр, нет гарантии, что мы вернемся домой.

Уолт уверенно подмигнул ему.

— Бьюсь об заклад, что вернетесь. — Он сунул руку в карман рубашки и вытащил сложенный листок бумаги и ручку. Разложив листок на столе, начал писать. — Это купчая, — пояснил он. — Я вписываю всех вас как совладельцев ранчо «Кедровая долина».

— Но мы совсем не разбираемся в сельском хозяйстве, — напомнил Ларри. Уолт лишь отмахнулся.

— Не имеет значения. Я могу научить вас всему, что нужно знать. — Закончив писать, он встал и крикнул на весь бар: — Есть среди вас нотариус?

Какая-то женщина, сидящая за столиком в противоположном углу бара, подняла руку.

— Я.

— Печать у вас с собой? — спросил Уолт. Она взяла свою сумочку и похлопала по ней.

— Никогда не выхожу из дома без нее.

Он жестом попросил ее подойти.

— Мне нужно, чтобы вы нотариально засвидетельствовали кое-что.

Когда женщина подошла к их столику, Уолт объяснил ей суть дела: она должна удостоверить подписи солдат на документе и скрепить его печатью.

Все пятеро солдат поставили свои подписи, но когда очередь дошла до Ларри, он с сомнением взглянул на Уолта.

— Вы уверены в этом?

— Никогда в жизни не был ни в чем так уверен. Скажу тебе по секрету. Во время последней налоговой оценки ранчо «Кедровая долина» было оценено в три миллиона. Если вы будете знать, что являетесь совладельцами такого места, у вас появится дополнительный стимул жить.

Три миллиона долларов! — изумился Ларри. Да он в жизни не видел столько деньжищ! Он надул щеки и длинно выдохнул, потом подумал: «А, была не была» — и подписался внизу страницы.

Позаботившись, чтобы все было сделано по закону, Уолт взял документ и разорвал его на шесть частей.

— Теперь ваша очередь, — сообщил он женщине-нотариусу. — Распишитесь на каждом куске и поставьте печать.

Женщина, которая, как видел Ларри, была потрясена не меньше него, аккуратно исполнила все, о чем ее просили.

Когда она закончила, Уолт собрал листки.

— Храните это где-нибудь в надежном месте, — сказал он солдатам, вручая каждому по куску документа. — Когда ваша командировка закончится, вы, парни, сложите купчую вместе и приедете на ранчо «Кедровая долина».

Ларри все никак не мог поверить в реальность происходящего. Сунув бумагу в карман рубашки, он протянул Уолту руку.

— Спасибо, сэр.

Улыбаясь, тот стиснул его ладонь.

— Это вам всем спасибо. — Уолт встал. — Думаю, мне пора домой. Уже слишком поздно для такого старика, как я. — Он погрозил пальцем солдатам. — Берегите себя, ребята, вы слышите? Теперь у вас есть ранчо, которым нужно управлять.

Стефани Кэллоуэй всегда гордилась своим умением справляться даже с самыми сложными ситуациями со спокойствием и деловитостью. Ей, как одному из наиболее популярных фотостилистов в Далласе, эти два качества были жизненно необходимы для успеха. Она свободно оперировала шестизначными цифрами бюджета, держала в памяти длинные инвентарные списки ценностей, порой стоимостью в миллионы, и координировала расписание фотографов, моделей и ассистентов, назначенных на какую-то конкретную съемку. Если требовалось, она могла превратить пустой угол фотостудии в пляж на Карибах, экипировать дюжину моделей в купальники для массовости, а потом снести все это и создать совершенно иной фон по желанию капризного клиента.

Так почему же, столкнувшись с задачей разобрать вещи, которые родители накопили за тридцать лет совместной жизни, она чувствовала себя совершенно беспомощной?

Потому что это личное, напомнила она себе, оглядывая комнату, где прошло ее детство. С каждой вещью было связано столько эмоций и воспоминаний, что она боялась не справиться с ними.

Сделав глубокий вздох, она подошла к отцовскому креслу и положила руку на его изголовье. О, как он любил это кресло. Когда отец не работал на ранчо, то сидел в кресле, а очередная собака лежала, свернувшись, у его ног. У него всегда были собаки, и Малыш, помесь овчарки и лабрадора, который сейчас стоял возле нее, был его последним…

Взглянув на соседний с отцовским креслом шезлонг, Стефани подумала о маме, и на глаза навернулись слезы. Мама любила вязать по вечерам, сидя в шезлонге рядом с отцом. Хотя она умерла на два года раньше отца, здесь до сих пор стояла ее плетеная шкатулка с недовязанным свитером для Стефани, лежала теплая шаль.

Как я справлюсь со всем этим одна? — задала она себе вопрос, затем обреченно опустила плечи, понимая, что у нее нет выбора. Не имея ни братьев, ни сестер, она вынуждена была в одиночку справляться с этой тяжелой обязанностью.

Они с Малышом вышли в коридор, и Стефани снова остановилась, на этот раз возле галереи фотографий, отражающих жизнь ее семьи. Взгляд задержался на фотографии ее вместе с отцом, сделанной на банкете девочек-скаутов. Глядя на гордо выпяченную грудь Бада Кэллоуэя, мало кто догадался бы, что он ее отчим, а не родной отец. С того момента, как Бад женился на ее матери, он удочерил Стефани и принял на себя все отцовские обязанности. Ни разу за все последующие годы он не пожаловался и не дал ей почувствовать, что она обуза. Стефани ласково дотронулась пальцем до стекла. Она будет скучать по нему. О боже, как сильно она будет скучать.

Проглотив свою скорбь, она оторвала взгляд от фотографии, но не сделала и пары шагов, как Малыш остановился и зарычал. Взяв пса за ошейник, Стефани оглянулась через плечо, прислушалась и напряглась, услышав знакомый скрип петель, означающий, что открывается входная дверь. Она никому не рассказывала о своих планах и не ждала посетителей, особенно таких, которые могут войти, несмотря на запертую дверь.

— Надеюсь, ты умеешь кусаться не хуже, чем рычать, — прошептала она Малышу, осторожно приближаясь к двери.

В дверях стоял мужчина. Высокий и худощавый, с широкими плечами и песочно-каштановыми волосами. Вылинявшая ковбойка, джинсы и потертые ковбойские сапоги.

Девушке не составило труда узнать его. На собственном горьком опыте она убедилась, что Уэйд Паркер не из тех мужчин, которых легко забыть.

Малыш заскулил. Уэйд повернул голову на звук, и их со Стефани взгляды встретились. Заглянув в его голубые глаза, она почувствовала знакомую тоску и постаралась поскорее прогнать ее прочь.