На то они и выродки - Наталья Резанова

За дверью поджидал младший дознаватель, он же по совместительству дежурный охранник, по фамилии, представьте себе, Шереф. Ничего странного — миляге Сано он приходился младшим братом. Попреки в семейственности отскакивали от Волдыря, как комары от танковой брони. Все лучше, чем в других Департаментах. Поразвели себе, понимаешь, референтов-шмеферентов. Некоторые докатились до того, что баб на работу в штат принимают. Знаем мы эту работу, да. Ну, ладно, ежели не могут трудиться на благо отечества без сисястой секретутки под боком, это их проблемы. Нам же проще с агентурой. А у нас в Департаменте главное — сплоченность. Сплоченность и секретность. И проще всего добиться этого именно так.

Среди его родственников-сотрудников было только два выродка, остальные — нормальные граждане. Это ничего, это даже хорошо. За многие годы Волдырь в совершенстве постиг механизм управления подобными особями. Можно сказать, присутствовал при зарождении этого механизма. И знал, как легко переключить преданность, которая в идеале должна быть направлена на всех Неизвестных Отцов, на одну конкретную особь. На себя, единственного. Если главы других департаментов не озаботились этого сделать — пусть пеняют на себя.

Из подвального этажа он поднялся по лестнице на два пролета. Лифтом не воспользовался — иногда хочется пройтись пешком, а возможности прогуляться при такой работе никак не выпадает. Шереф-младший проверил кабинет, после чего был временно отпущен до вызова по мобильной рации.

Тот, кто не знал Волдыря с давних, имперских еще пор, попав в этот кабинет, вытаращил бы глаза, увидев, что висит над столом шефа госбезопасности. Впрочем, большинство попадавших в этот кабинет испытывали чувства — ни к чему спорить — яркие и сильные, но далекие от удивления. Но если у них не было причин немедленно наложить в штаны от страха, то они скорее ожидали бы увидеть на этой стене черепа поверженных врагов, чем прелестный пейзаж. И не просто пейзаж. Оланбекк. «Рассвет в горах». Подлинник, заметьте. Это при том, что большинство работ мастера безвозвратно погибло, когда Национальная картинная галерея полностью сгорела в результате прямого попадания зажигательной бомбы. И редкие шедевры Оланбекка попадаются в частных коллекциях, точнее, в тех хранилищах, куда их сбагрили мародеры и скупщики краденого. Что имеет некоторое отношение к профилю департамента.

Подчиненные, правда, знают, что шеф любит хорошую живопись, и стремятся соответствовать. Только кто в наши дни отличит хорошую живопись от картинок типа «Трижды Пламенные Герои Боевого Легиона на параде в честь Дня Отцов»? Ладно, о живописи можно подумать позже. Сейчас есть дела.

На минуту его мысли задержались на недавнем подследственном. Разумеется, за поганцем стоит фигура более влиятельная, чем какой-нибудь начальник отдела или даже директор завода, которого нам пытались сдать. Ничего, Сано — мальчик не шибко умный, но старательный, направили его по верному пути — докопаемся. Жаль, конечно, что Карган и впрямь не работал на контрразведку. Но это не значит, что с ним нельзя будет против контрразведки поиграть.

Соперничество двух ведомств имело давние корни, и не было тайной для высшего руководства. Какая тайна — Волдырь неоднократно приводил неопровержимые доводы относительно неправомерности разделения полномочий. Департамент Общественного Здоровья фактически курирует действия полиции и жандармерии, это ясно. Но есть множество примеров тому, что ДОЗ и контрразведка периодически расследуют одни те же дела и фактически сталкиваются лбами. А это непростительная трата времени, людей и ресурсов. Целесообразно объединить эти ведомства в одно, под чьим руководством — всякому ясно, если учесть, что за время пребывания Волдыря на посту главы ДОЗ контрразведка сменила трех… нет, пятерых шефов.

Однако доводы эти не находили отклика. И, как подозревал Волдырь, дело было не в традиционной волоките и не в опасениях, «как бы чего не вышло». Нет, это не первый случай, когда ведомства дублируют друг друга… пасут, перепроверяют, перестраховывают… а потом их сливают по совершенно непонятному принципу. Волдырь подозревал, что Канцлер делает это намеренно, преследуя собственные цели.

Но и об этом можно подумать позже.

Он сел за стол, придвинул к себе папки с доносами, достал очки для чтения. Совсем глаза посадил с этим рукомеслом. А что делать? За что боролся, на то и напоролся. Это была его инициатива, одна из самых давних, — свести к минимуму копировальную и множительную технику, а ту, что останется, взять под строгий контроль. Его тогда встретили насмешками — молодые были, не понимали, с кем дело имеют, — это куда мы скатимся? В Глухие века? Возродим перьевые ручки, чернила и промокашки? Да ты представляешь, что станет с документацией? Это глупость, если не прямая диверсия!

Но Канцлер тогда его поддержал. Против общего ожидания и не опасаясь ехидных напоминаний о том, что грозное его псевдо некогда означало лишь главного канцеляриста в государстве. Остальные избалованы были… Сано вон по ментоскопам страдает, а скажи ему, что до войны в каждой конторе стоял текст-процессор, а кое у кого они были и в личном пользовании, с ним бы истерика приключилась. А Канцлер истерить не стал. Теперь каждая пишущая машинка в государстве пронумерована, каждый светокопировальный аппарат взят на учет, а профессия писаря уважаема и почетна. И это, господа хорошие, прекрасно препятствует распространению вражеской пропаганды и противоправительственной литературы. И не говорите мне, что нормальный гражданин вражеской пропаганде внять не может по определению. Во-первых, этот гипотетический гражданин вполне способен не распознать вражеских уловок и может быть обманут, а во-вторых и во всех прочих, кроме нормальных граждан, у нас есть выродки. Да и секретные документы теперь в большей сохранности, чем при Империи.

Но у каждого положительного явления, увы, есть своя оборотная сторона. Да, в ДОЗе, как и в прочих учреждениях закрытого типа, нужная техника имеется. И светокопий можно получить сколько угодно. Но донесения с мест все равно пишутся от руки, и сколько копий с них не снимай, глаза все равно устают безбожно.

Ну-с, что там у нас. Донос на популярного артиста-куплетиста Кетто Мондока, выступающего в кабаре-кафе «Приятный отдых». В своей новой программе он, распевая

Мне Столица мать родная,

Легион — отец родной.

На хрена родня такая,

Лучше буду сиротой… —

как бы недвусмысленно подразумевает и намекает на отказ от благодетельной власти Неизвестных Отцов… Ну, не объяснять же добросовестному дураку, что «Приятный отдых» — это специальная точка. Хотя, возможно, стоит сделать агенту Мондоку внушение, чтоб подразумевал и намекал двусмысленно… А стишок смешной, надо будет Дергунчику рассказать.

А вот это уже серьезнее. Одновременные ревизии Союза промышленников и финансистов на четырех ведущих столичных промышленных предприятиях — это вам не артисты-куплетисты. И не липовые хонтийские шпионы. В недрах Союза что-то зреет, какую-то акцию готовят наши промышленные гении. Не связан ли с кем-то из них тот засранец, которого в подвале обрабатывает Сано? Очень может быть…