Черная Призма - Брент Уикс

– Ты не из них. – В голосе пленника послышалась надежда. – Прошу, помоги мне!

Кип шагнул вперед. Этот человек страдает. Затем он остановился. Посмотрел на мертвого солдата. Рубашка на его груди промокла от крови. Это пленник его убил? Как?

– Прошу, оставь меня в кандалах, если что. Но не дай мне умереть во тьме.

Кип стоял на месте, хотя понимал, что это жестоко.

– Это ты его убил?

– Меня должны были казнить на заре. Я сбежал. Он охотился за мной и надел мне мешок на голову прежде, чем умер. Если рассвет близко, в любой момент придет смена.

Кип по-прежнему не понимал. Никто в Ректоне не доверял проходившим солдатам, а алькадеса сказала, чтобы городская молодежь пока обходила солдат стороной – сдается, новый сатрап Гарадул объявил себя независимым от Хромерии. Теперь он стал королем Гарадулом, как он сказал, но требовал рекрутов как прежде. Алькадеса сказала его представителю, что если он больше не сатрап, то у него нет права на рекрутов. Кем бы ни был Гарадул, королем или сатрапом, он не обрадовался, но Ректон был слишком маленьким, чтобы возиться с ним. И все же лучше держаться подальше от солдат, пока все это не уляжется. С другой стороны, то, что Ректон сейчас не соглашался с правом сатрапа, не делало этого человека другом Кипа.

– Так ты преступник? – спросил Кип.

– Как шесть теней в Солнцедень, – ответил человек. Надежда уходила из его голоса. – Послушай, мальчик – ты ведь мальчик, судя по голосу? Я сегодня намерен умереть. Я не могу уйти. Честно говоря, и не хочу. Я набегался. На сей раз я буду драться.

– Я не понимаю.

– Поймешь. Сними мешок.

Хотя Кипа и терзали смутные сомнения, он развязал узел на шее мужчины и снял мешок. Сначала Кип не понимал, о чем говорил пленник. Он сел, по-прежнему с руками за спиной. Ему было лет тридцать, тиреец, как и Кип, но более хрупкого сложения, с волосами скорее волнистыми, чем курчавыми, с тонкими мускулистыми руками и ногами. И тут Кип увидел его глаза.

Женщины и мужчины, способные обуздывать свет и делать люксин – извлекатели, – всегда имели необычные глаза. Небольшой остаток того цвета, который они извлекали из света, накапливался в их глазах. В течение их жизни он окрашивал всю радужку в красный, синий или какой еще цвет.

Пленник был зеленым извлекателем – или когда-то был. Радужка его глаз представляла собой не ровный ореол, а была потрескавшейся, как брошенная на пол тарелка. Маленькие зеленые фрагменты полыхали даже в его белках. Кип ахнул и попятился.

– Прошу тебя! – взмолился мужчина. – Пожалуйста, безумие мной не овладело, я не причиню тебе зла.

– Ты цветодей!

– И теперь ты знаешь, почему я бежал из Хромерии, – ответил тот.

Потому, что Хромерия поступала с цветодеями как крестьянин с любимой взбесившейся собакой.

Кип уже был готов бежать, но мужчина не делал никаких угрожающих движений. К тому же было еще темно. Даже цветовикам нужен свет, чтобы извлекать. Однако туман начинал светлеть, тьма на горизонте серела. Безумие говорить с безумным, но, может, стоило попытаться. Хотя бы до рассвета.

Цветодей странно посмотрел на Кипа.

– Синие глаза. – Он рассмеялся.

Кип нахмурился. Он ненавидел свои синие глаза. Одно дело, когда у чужестранца вроде мастера Данависа глаза синие. Они ему шли.

Кип чувствовал себя по-дурацки.

– Как тебя зовут? – спросил цветодей.

Кип сглотнул, подумав, что, наверное, лучше убежать.

– О, ради Оролама, ты думаешь, что я зачарую тебя по имени? Ну и замшелый же у вас медвежий угол. Хроматургия работает не так…

– Кип.

Цветовик усмехнулся:

– Кип. Что же, Кип, ты когда-нибудь задумывался, почему ты ведешь такую жалкую жизнь? У тебя никогда не возникало ощущения, что ты особенный?

Кип ничего не сказал. Да и да.

– Ты знаешь, почему у тебя ощущение, что ты предназначен для чего-то большего?

– Почему? – тихо, с надеждой спросил Кип.

– Потому, что ты заносчивый маленький засранец, – рассмеялся цветодей.

Кип не должен был дать застать себя врасплох. Мать его и не такое говорила. И все же он на мгновение растерялся. Небольшой промах.

– Гори в аду, трус, – сказал он. – Ты даже сбежать не сумел. Тебя сцапали железноногие солдаты.

Цветодей рассмеялся громче:

– Да нет, не поймали. Они меня завербовали.

Кто будет вербовать чокнутого?

– Они не знали, что ты…

– Знали.

Страх свинцом свернулся в желудке Кипа.

– Ты что-то говорил про мой город. Раньше. Что они хотят сделать?

– Знаешь, у Оролама хорошее чувство юмора. До сих пор я этого не понимал. Ты ведь сирота?

– Нет. У меня мама есть, – сказал Кип. И тут же пожалел, что сказал это цветодею.

– Ты поверил бы мне, если бы я сказал, что есть пророчество о тебе?

– Это было бы не смешно, – сказал Кип. – Что случится с моим городом?

Разгорался рассвет, и Кип не собирался мешкать здесь. Тут не только смена караула придет, да еще и неизвестно, что сделает цветодей, как только рассветет.

– Знаешь, – сказал цветодей, – а я здесь из-за тебя. Не здесь здесь. Не в смысле «почему я существую». Не в Тирее. В цепях.

– Что? – спросил Кип.

– В безумии есть сила, Кип. Конечно… – Он осекся, рассмеявшись какой-то мысли. Пришел в себя. – Послушай. У солдата есть ключ в нагрудном кармане. Я не мог его достать, когда, – он тряхнул скованными за спиной руками.

– И зачем мне тебе помогать? – спросил Кип.

– Ради ответов на несколько прямых вопросов перед рассветом.

Безумно и хитро. Безупречно.

– Сначала ответь на один, – сказал Кип.

– Валяй.

– Что готовят для Ректона?

– Огонь.

– Что? – спросил Кип.

– Прости, но ты сказал – один ответ.

– Это не ответ!

– Они намерены стереть с лица земли ваш городишко. В качестве примера, чтобы никто не смел отказывать королю Гарадулу. Другие деревни, конечно, тоже отказали ему. Его мятеж против Хромерии нигде не популярен. На каждый город, сожженный ради мести Призме, найдется другой, который в войну ввязываться не желает. Твоя деревня выбрана специально. В любом случае у меня случился проблеск сознания, и я воспротивился. Пошла ругань. Я двинул по морде командиру. Это не то чтобы моя вина. Они знают, что мы, зеленые, плюем на правила и иерархию. Особенно когда ореол прорван. – Цветодей пожал плечами: – Ладно. Мне кажется, что этот ответ стоит ключа?