Вторая любовь всей моей жизни - Виктория Уолтерс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я покачала головой и улыбнулась. Он был помешан на «Друзьях».
– Ты понимаешь, что планирование свадьбы все равно станет кошмаром?
– Здесь это будет новостью года, и все захотят поучаствовать. Будет весело, – возразил он, – мы обвенчаемся в церкви, а потом закатим грандиозную вечеринку. Тебе не придется ничего делать: мама, Эмма и Джо все организуют. Все, что тебе нужно, – это надеть белое платье и прийти.
Я простонала:
– Боже, белое платье.
– Ты сможешь, я верю в тебя.
Я легко толкнула его локтем в ребра:
– Эй, ты сам выбрал пацанку, это только твоя вина.
Он снова посерьезнел и сказал:
– Я сделал идеальный выбор.
Я закатила глаза: все это слишком непривычно. Мы с Лукасом из тех пар, которые знают, что любят друг друга, а потому не испытывают нужды бесконечно это повторять.
– Сегодняшний вечер превратил тебя в невыносимого романтика.
– Не волнуйся, завтра я снова стану просто невыносимым.
– Как скажешь, – я потянулась к нему для долгого поцелуя и снова упала в его объятия, желая, чтобы они длились вечно.
– Мы будем вместе всегда, – пообещал он, будто прочел мои мысли. На самом деле я иногда думала, что он способен на это. И в моем сердце не было сомнений в его правоте.
В тот момент я находилась в счастливом неведении о том, как недолго продлится наше «всегда».
Наши дни
Говорят, что в маленьком городке каждый чем-то знаменит.
В родном Толтинге я была знаменита своей живописью.
Последняя картина?
Я уставилась на жирный заголовок на первой странице «Корнуэлл Ньюз». «Возможно, это ваш последний шанс приобрести картину известной местной художницы Роуз Уокер», – гласила первая строчка статьи.
– Зачем ты снова это читаешь? – строго спросила моя лучшая подруга Эмма, входя и садясь напротив. – Кто оставил это здесь?
Она с осуждающим видом осмотрела комнату. Прошло две недели с момента появления статьи, а написанное в ней не оставляло меня в покое.
Вошел Джо, наш начальник, и увидев газету, виновато взглянул на меня.
– Я думал, мы договорились избавиться от них, – произнес он.
– Это не выходит у меня из головы, – ответила я, мысленно возвращаясь к молодому журналисту, который в этом же баре брал у нас интервью, чтобы опубликовать его в номере к пасхальной ярмарке, запланированной на эту субботу.
Эмма вырвала газету из моих рук.
– Не могу поверить, что ему хватило нахальства, – прорычала она.
Мне не нужно было видеть статью, чтобы помнить, что в ней. «Мисс Уокер не написала ничего нового за последние два года, и не похоже, что мы увидим какие-либо работы этой талантливой женщины в будущем, так что поспешите в ее магазин на ярмарке и купите оригинальную Уокер, пока не поздно».
– Мне жаль, Роуз, – в сотый раз повторил Джо, с ужасом глядя на газету, – я просто хотел дать ему понять, как горд, что ты участвуешь в ярмарке в этом году после всего, через что ты прошла. Насколько все мы горды.
– Он перекрутил все твои слова! – негодовала Эмма, пытаясь успокоить его. Я знала, как Джо переживал из-за статьи. Она скомкала газету. – Мы все очень гордимся тобой. И статья этого не изменит.
Два года назад мой мир перевернулся с ног на голову.
Я больше не была известной в Толтинге художницей. Вместо этого я приобрела известность в роли, которую раньше не могла даже представить, – двадцатичетырехлетней вдовы.
Апрельская погода дарила тепло, а значит, Толтинг начал свое превращение из неприметного прибрежного городка в популярное туристическое место. Таковым его делала полоса золотого песка и – что важнее – отличные волны для серфинга. Наша пасхальная ярмарка всегда была одним из моих любимых мероприятий, но прошлогоднюю я пропустила, не в силах представить себе участие в ней без Лукаса. В этом году впервые за десять лет мне предстояло участвовать без него, и я готовилась смириться с этим. Я все еще не была уверена, что ярмарка в одиночестве мне под силу, но нужно было продать последние картины.
Осколки прошлой жизни.
Я не видела иного способа вернуть саму себя. Мне нравилась ярмарка, и я решила снова принять в ней участие. Она была самой сутью жизни в Толтинге, а жить в другом месте я не хотела. Предыдущие два года испытывали на прочность мою в этом уверенность.
Дверь бара с размахом открылась, вошла группа туристов, шумных и привлекающих всеобщее внимание. Благодаря синоптикам, пообещавшим теплую погоду на эти выходные, ярмарке было суждено принять очень много посетителей, а в гостинице «Толтинг» и всех окрестных мотелях были раскуплены все номера.
Вероятнее всего, эту компанию заманили сюда волны. Я разглядела в них жителей большого города, банковских служащих или кого-то в этом духе, приехавших сделать паузу и выпустить пар. Их наряды казались по-серферски небрежными, но выглядели дорого. Такие могли и не выбраться к морю или сделать это лишь раз – чтобы сделать фотографии и похвастаться друзьям на Фейсбуке.
– Ну вот, началось, – проворчала миссис Моррис, подходя ко мне, чтобы забрать свои сумку и пальто, и, сощурившись, глядя на приезжих.
Ее кафе служило галереей для моих картин с тех пор, как я была подростком, но после ремонта, сделанного перед многолюдным туристическим сезоном, места для них не нашлось. Это дало мне прекрасную возможность освободиться от них.
– Всегда вздыхаю с облегчением, когда это все заканчивается, – добавила она.
Миссис Моррис была еще одной местной знаменитостью. Ей было около семидесяти, но никто не знал ее точный возраст, и у нее, кажется, никогда не бывало дней рождения. Ее единственная дочь переехала куда-то на север после замужества, но внучка Аманда жила здесь с ней.
– Это будут беспокойные месяцы, – уклончиво ответила я.
Миссис Моррис являла собой пример типичной жительницы Толтинга. Любимым нашим занятием было жаловаться друг другу на то, как каждый туристический сезон город наполняют приезжие, хотя все втайне были этим довольны. Среди прочего я любила Толтинг и за эту эксцентричную особенность местных жителей. На самом деле я никогда не была против туристов, оккупировавших город все лето и весь сентябрь. «Добро пожаловать!» – все, что я думала по этому поводу.
– Все закончится раньше, чем вы успеете осознать, – утешил ее Джо, подмигивая мне.
Я точно знала, насколько вырастает уровень доходов бара в сезон. Джо был дядей Эммы, а потому я знала его всю свою жизнь. Он давно отпраздновал шестидесятый день рождения, копна непослушных седых волос и пивное брюшко были постоянными объектами шуток Эммы. Я проработала на него восемь лет, и он тешил себя мыслью, что заменил мне отца. Он часто наведывался ко мне, чтобы «кое-что починить», а на самом деле просто проведать. В его компании невозможно было киснуть из-за статьи, я была просто вынуждена отложить ее и надеяться, что Эмма права и с ее помощью я точно распродам все оставшиеся картины. И умалчивать о главной причине, которая не давала мне разозлиться на журналиста: я боялась, что он окажется прав в том, что это мои последние проданные картины.