Шаман. Скандальная биография Джима Моррисона - Анастасия Руденская

Сзади послышались шаги. Джим инстинктивно прибавил ход. Шаги тоже ускорились и почти перешли на бег. Чья-то рука мягко опустилась на его плечо. «Сейчас меня будут бить…» — подумал он и мысленно приготовился к боли. Но удара не последовало. Полузнакомый голос бодро произнес: «Привет, Джим!». Моррисон обернулся и увидел парня, который остановил его у выхода из университета. Это был Рей Манзарек.

Я никогда не забуду ту ночь. Все, что в ней было, — было невероятно значимо. Я встретил человека, ставшего мне лучшим другом, братом и единомышленником. Я гулял по городу и забрел в какое-то злачное место. Меня накрыло отчаяньем. И тут совершенно неожиданно появился Рэй — он жил неподалеку от этого района и любил прогуливаться по ночам. Просто вышел покурить и увидел меня. Он узнал меня сразу.

Он тоже был студентом УКЛА. Следил за моим творчеством, регулярно ходил на просмотры. Я ничего не знал о нем. А он давно хотел со мной познакомиться, но не было подходящего момента, да и в университете я появлялся все реже… Вот таким странным образом я узнал того, кто сыграл решающую роль в моей жизни. В ту ночь до самого рассвета мы пили вино и разговаривали. О кинематографе, о философии, о литературе, о политике, об искусстве, о жизни… Он лечил меня этими бесконечными разговорами. Он гасил во мне боль и бессилие. Мы говорили, говорили, говорили обо всем на свете. Не говорили только о музыке, хотя оба были музыкантами. Этому разговору суждено было состояться позднее. Мы словно несли в себе эту тему как сокровенную тайну и не спешили открываться.

Наша с ним встреча не кажется мне случайной. Она была неизбежна. Она стала началом Дорз. Именно так — Дорз начались с единения».

Теплым солнечным днем Моррисон и Манзарек сидели в летнем кафе, потягивая пиво и наслаждаясь прекрасной погодой. Джим беззаботно насвистывал какую-то мелодию. Вдруг Рей неожиданно спросил:

— Что это за мотивчик?

— Не обращай внимания. Иногда в моей голове рождается всякий бред. Стихи там… музыка иногда… Глупость, в общем.

— Я надеюсь, ты их записываешь?

— Да нет, зачем?

— Затем. Слушай, а спой мне!

— Да зачем тебе это? Мне как-то неловко, да и вообще…

— Хорош ныть! Давай, Джим, не ломайся!

Джим закрыл глаза и очень тихо начал петь. Это была одна из его самых первых песен — «Moonlight drive». Он пел, раскачиваясь а такт мелодии. Манзарек пристально и неотрывно смотрел на Моррисона, будто и сам погружаясь в некий транс. Когда Джим закончил, Рей прикурил, сделал пару сильных затяжек, медленно выпустил колечки дыма и произнес слова, навсегда изменившие жизнь парня, сидящего напротив него:

— Я еще не говорил тебе, но дело в том, что я помешан на музыке. Я музыкант и мечтаю создать хорошую команду. Поэтому хочу предложить тебе кое-что. Здесь и сейчас — давай создадим группу. Поверь, ты — талант. А талант пропадать не должен. Твои тексты, твой тембр — все это будет отлично сочетаться с музыкой. Ну что, ты согласен, Джим?

— Чем черт не шутит… Давай попробуем.

Стояла невыносимая жара, мучила жажда, песок под ногами был очень горячий, почти обжигающий. Он огляделся вокруг и увидел в метрах пятидесяти от себя скалу с пещерой. «Там внутри должно быть прохладно» — подумал Джим и, превозмогая усталость, побрел по раскаленному песку к мрачной одинокой скале. Идти было тяжело, ноги не слушались. Он не знал, сколько прошло времени, и какое расстояние он преодолел, но казалось, что цель не приближается ни на сантиметр — словно это мираж. Джим в отчаянии опустился на колени, голова закружилась, он упал лицом вниз и бессильно заплакал. Вдруг он почувствовал чье-то твердое и уверенное прикосновение. Он поднял лицо и увидел рядом с собой старого индейца. Кожа на его руках и лице была совсем высохшая, желто-коричнево-го цвета, покрытая сеткой глубоких морщин. Длинные седые волосы спускались по плечам. Маленькие, очень темные, почти черные, глаза смотрели строго и внимательно, тонкие губы были плотно сомкнуты. Ни говоря ни слова, старик подал ему руку. Джим встал, Индеец молча указал на пещеру, кивнул и повел его за собой. Идти было на удивление легко, и через пару минут они добрались до скалы. У самого входа Индеец положил руку на плечо Джима и промолвил: «Теперь иди один, человек. Выход есть».

Джим зашел внутрь пещеры — здесь было сыро и очень темно, но, несмотря на темноту, он смог увидеть то, что его окружает. На полу лежал пепел и остатки костра. На стенах — неразборчивые, едва различимые начертания и символы. На одном из рисунков Джим увидел автомобиль. Следом за этой картинкой шла другая — перевернутый грузовик, лежащий на обочине. На следующем изображении — два скелета. Джима передернуло. Он пошел дальше. Пещера незаметно сужалась и превращалась в узкий извилистый коридор, расходящийся на еще несколько путей — таких же сырых и темных. Джим шел осторожно, опираясь рукой о стены. Пару раз он падал, обдирая локти и колени в кровь. Казалось, что он попал в бесконечный лабиринт или в ловушку. «Индеец сказал, что выход есть. Я должен идти». И он шел, шел, шел. Его преследовали рисунки и надписи на стенах. Он старался на них не смотреть. Дышать становилось все труднее. Ему безумно хотелось выбраться отсюда как можно скорее. «Где же этот выход? Где он?». Через пару минут он увидел в конце коридора дверь. Тяжелую стальную дверь. Джим собрал в кулак всю свою волю, стиснул зубы и толкнул ее… Свет больно ударил в лицо, глаза ослепило сияние. Он сделал шаг вперед и почувствовал, как стремительно летит вниз.

Джим резко открыл глаза. На часах был полдень. Он протер глаза и часто заморгал, будто стряхивая с ресниц остатки сна.