Король Эспады - Сандра Мартон

В этот момент в его сознании все встало на свои места, хотя первые тревожные сигналы прозвучали еще две недели назад.

«Тайлер, это ключ от моей квартиры, – как бы мимоходом произнесла Адриана, вкладывая в его руку маленький кусочек металла. – Ради бога, не делай такое лицо, милый. Это тебя ни к чему не обязывает. Просто вдруг ты приедешь, а я в ванной или еще где-нибудь». Кроме того, в последнее время у нее вошло в привычку появляться в разгар рабочего дня в его офисе. Объяснение всегда было очень правдоподобным – была неподалеку и решила пригласить на ленч. А сережки, «забытые» в ванной? А еле слышные вздохи разочарования, когда среди ночи он покидал ее постель и начинал одеваться? «Оставайся до утра, дорогой», – мурлыкала она, хотя знала, что он никогда не сделает этого.

Ладно, сейчас он изобразит удивление, даже радость, но через пару дней объяснится с Адрианой и положит конец их отношениям.

Тайлер открыл дверь гостиной. В лицо ему ударил яркий свет, и хор из сотни голосов проскандировал: «Сюрприз! Сюрприз!»

Он заморгал и невольно сделал шаг назад, удивленно глядя на множество смеющихся лиц.

– Дорогой! – громко окликнула его Адриана, вплывая в комнату вслед за ним. Пена шелка цвета фуксии, золото волос и аромат духов «Шанель». – С тридцать пятой годовщиной! Удивлен?

У Тайлера на скулах вздулись желваки, но он спокойно произнес:

– Да. Очень удивлен.

Адриана счастливо рассмеялась и взяла его под руку.

– Вы только посмотрите на его лицо, – обратилась она к гостям. – Тайлер, мой дорогой, я прекрасно знаю, о чем ты сейчас думаешь.

Все, кроме Тайлера, засмеялись.

– Сомневаюсь, – процедил он, из последних сил выдавливая кривую улыбку.

Адриана кокетливо потрясла головой, и облако золотистых волос взметнулось вверх и снова упало на ее обнаженные плечи.

– Удивлен, как я все смогла организовать? Приглашения, угощение, шампанское, цветы, оркестр? – В этот момент, словно по волшебству, с балкона зазвучала музыка. Адриана обвила шею Тайлера руками, заставляя его двигаться в такт. – Самое трудное было выудить из твоего кармана портмоне и просмотреть документы, чтобы выяснить, когда же наступит великий день тридцатипятилетия.

Все добрые намерения Тайлера улетучились без следа.

– Напрасно ты это затеяла, Адриана.

Женщина мягко рассмеялась.

– Ты злишься за то, что я подглядела через плечо твой код?

– Да. И за то, что ты лазила в мое портмоне. И за эту вечеринку тоже.

– Ты не любишь сюрпризов, дорогой?

– Нет, – отрезал Тайлер. – Не люблю.

– Что ж, следующую вечеринку мы спланируем вместе, – с нежной улыбкой проворковала Адриана. – По какому-нибудь особому поводу. В конце концов, мы вместе уже больше года, Тайлер.

Тайлер не ответил. Взяв одной рукой Адриану за руку, а другой обвив ее талию, он закружил ее в танце, думая о том, когда же закончится этот вечер.

* * *

Вечность. Именно столько продолжалась эта вечеринка.

Наконец ушел последний гость и уехал фургон фирмы, организовавшей фуршет. В доме наступила благословенная тишина, и только устойчивый запах роз и чужих духов напоминал о празднике.

– Я отвезу тебя домой, – сказал Тайлер Адриане. Он понимал, что его голос звучит резко, а взгляд холоден, но больше притворяться не мог.

Адриана, правда, не заметила этого. Или сделала вид.

– Сейчас я соберу свои вещи, – сказала она и стала подниматься по лестнице.

Тайлер терпеливо ждал, меряя шагами холл, и призывая себя сохранять спокойствие, чтобы избежать неприятной сцены выяснения отношений. Но через десять минут его терпение лопнуло, и он взлетел на второй этаж.

Он услышал шум льющейся в ванной воды. Пробормотав проклятие, Тайлер засунул руки в карманы брюк и принялся мерить шагами на этот раз спальню. Затем он остановился и стал смотреть в чернильную темень за окном, раздражаясь все сильнее. Весь вечер ему пришлось улыбаться и болтать, пожимать руки мужчинам и клевать в щеку женщин, поздравлявших его.

Он с шумом выдохнул, наблюдая, как запотевает стекло. Были бы они так милы со своими пожеланиями, рукопожатиями и поцелуями, знай они всю правду о Тайлере Кинкейде? Если бы вдруг открылась парадная дверь и в нее зашел тот дерзкий мальчишка, каким он был когда-то? У того мальчишки был воинственный вид и норов, так что вряд ли кому-нибудь удалось бы вышвырнуть бродягу из этого мраморного дворца. Представив воочию эту картинку, Тайлер едва не рассмеялся.

– Чертовски хорошая получилась вечеринка, Кинкейд, – сказал на прощание мэр, хлопая его по плечу. – Не многим удается так весело отпраздновать свой день рождения.

День рождения. Губы Тайлера искривила горькая усмешка. Никто на этом свете, черт возьми, не знает, когда его настоящий день рождения! Детей подбрасывают на ступени больницы, как правило, без свидетельства о рождении.

Ему рассказали об этом Брайтоны, нашедшие его там 18 июля и взявшие к себе. Никто не мог точно сказать, сколько ему было дней от роду – один или три. Поэтому социальная служба определила ему днем рождения 18 июля.

«Кто мой отец? – допытывался маленький Тайлер. – А мама?» – «Мы твои родители», – ответили Мира и Джеймс Брайтон, переглянувшись.

Но они не были ими. Нет, они были добры к нему. Вернее сказать, они его не обижали, но никогда и не любили. Тайлер видел на примере других детей, что значит настоящая родительская любовь. Это когда отец ласково кладет большую руку на голову сына и треплет его вихры, а мама обнимает и нежно целует. В его жизни не было ничего подобного. Никто не обнимал его, когда он приносил из школы хорошие отметки, и не сердился, когда они были плохими.

А имя? Губы Тайлера сжались в горькую линию при этом воспоминании. Его звали Джон Смит. Как может человек жить с таким именем? Он хотел изменить его, но Брайтоны сказали, что он не может этого сделать. «Это твои имя и фамилия, Джон», – сказал Джеймс Брайтон. И он оставался Джоном Смитом. В десять лет он перестал задавать вопросы, на которые все равно не было ответов. Брайтоны так и не усыновили его и не дали своей фамилии.

Но однажды его жизнь круто изменилась. Воскресным днем, когда они втроем возвращались с загородной прогулки, в их машину врезался грузовик.

Тайлер отделался испугом и несколькими ссадинами. Стоя на обочине, он наблюдал, как из искореженной машины извлекают тела людей, которые называли себя его родителями. Лицо мальчика оставалось бесстрастным. На его плече лежала тяжелая рука полисмена. «Паренек в шоке», – услышал он слова полицейского, обращенные к социальному работнику, приехавшему за мальчиком. Но он не был в шоке, он просто не мог оплакивать людей, которых, по сути, совсем не знал.

Потом о нем заботилось государство. Его поместили в приют, где жило много таких же мальчиков, как он, – без прошлого, без надежды на будущее…