Вест-Индия - Михаил Ахманов

– В милиции, значит, смеются, – медленно произнес Серов и одернул рукава пиджака. – А что на работе? В службе собственной безопасности?

– Они растеряны. Ищут, конечно, но… – Пальцы Татьяны Олеговны снова принялись терзать сумочку. – Понимаете, Андрей, если бы Костя пропал на улице… из машины, из своего кабинета, из ресторана, наконец… С дачи, с какого-нибудь приема… Но из ванной! Из ванной, где только продух в вентиляционную шахту… кошка разве что пролезет… Но Кости нет, и я сейчас хозяйка! – Ее лицо вдруг приняло суровое выражение. – Я приказала, и они ищут!

– Но не очень вам верят, – промолвил Серов. – Так?

– Так. – Женщина выдавила кривую усмешку.

Серов побарабанил по крышке стола. Слух у него был отменный, и он мог выбить бравый походный марш или джазовую мелодию, но сейчас движения пальцев были медленными и как бы задумчивыми.

Да, необычная ситуация! Фантастическая, скажем прямо! Правда, такие уже попадались… Так что либо он этого Костю найдет, либо пополнит свою коллекцию. Розыскные дела, с точки зрения Серова, делились на две категории: одни тривиальные, другие странные. Выручить девицу из дома свиданий в Анталье или найти банкира, сбежавшего в Коста-дельСоль с миллионом зеленых и юной любовницей, было делом тривиальным, ибо имелось в нем множество зацепок, фактов и свидетельств. Но бывали и таинственные случаи, когда человек растворялся в воздухе как дым, причем случалось это на глазах очевидцев. Серов еще не составил мнения о причине таких поразительных феноменов, но собирал их с энтузиазмом и дотошностью коллекционера. Он был любознателен от природы и умел отыскивать нечто такое, что скрашивало серые будни.

Веки Добужинской нервно дрогнули.

– Сергей Егорович сказал, что мой случай как раз для вас. Сказал, что если вы не отыщете, то не найдет никто. Сказал, что ваш гонорар…

– Не будем торопиться с гонораром, – произнес Серов. – Мне нужен день-другой, чтобы поразмышлять об этом деле. Может быть, больше… Вы будете оплачивать расходы, связанные с поиском, и не задавать вопросов об их целесообразности. К истине, Татьяна Олеговна, можно пробираться разными и временами очень странными путями.

– Я понимаю, Андрей. Я… я на все готова… все, что в моих силах… любые расходы, любая помощь… Только бы Костю найти!

На ее глазах выступили слезы. В контактах Серова с клиентами такой момент рано или поздно наступал, и бороться с изъявлениями чувств надо было проверенным способом – ближе к делу, господа! Когда заставляешь потерпевших вспоминать то или это, им не до рыданий.

– Вот что, Татьяна Олеговна, – деловито молвил он, – сегодня, часиков в шесть вечера, я загляну к вам на Мясницкую и осмотрю… гмм… место происшествия. А сейчас прошу сосредоточиться. Сведения о вашем супруге, пожалуйста. Имя-отчество, когда родился, где учился и работал, чем занимается сейчас, кто из родственников жив, есть ли друзья и враги, ну, и все такое… Не волнуйтесь и начинайте по порядку.

* * *

К себе на Новослободскую Серов вернулся в десятом часу. Жил он в доме не так чтобы новом, но и не очень старом, воздвигнутом еще до войны и предназначенном для артистов. Когда-то здесь обитали гении комедии и драмы, великие режиссеры и кинозвезды, а несколько квартир были отданы мастерам других искусств, циркачам и актерам кукольных театров. Серов происходил из циркачей и обитал в квартире, полученной еще его прадедом, Виктором Серра, заслуженным вольтижером и великим знатоком скакунов. Для одинокого молодого мужчины места тут было с избытком: широкий, сталинских габаритов, коридор, кабинет, он же офис, и три просторные комнаты. В одной Серов спал, другая служила гостиной и складом всяческих реликвий, а третья считалась как бы запасной, на тот случай, если он когда-нибудь женится и обзаведется потомством. Но среди его подруг, случайных и временных, пока что не просматривалось нужной кандидатуры.

Он отключил охранную сигнализацию, тщательно запер дверь, потом снял куртку и наплечную кобуру. Привычка обращаться с дверьми аккуратно и закладывать их на кованый засов появилась у него лет семь назад, когда он учился в Высшей школе милиции. Полезный рефлекс! Тем более для частного сыщика. Были люди, которым Серов весьма досадил, и люди эти не дремали. Самыми настырными он считал сектантов, всяких братьев во Христе, сатанистов, поклонников Черного Кришны или святой девы Софьи-Магдалены – эти чуть не ежедневно слали письма с угрозой действием. Иногда угрозами не ограничивались, и Серову доводилось поколачивать энтузиастов-фанатиков. Делал он это с удовольствием и считал, что выполняет долг перед родной православной церковью.

Переодевшись в прихожей, Серов отворил дверь в гостиную, постоял, любуясь, на пороге и шагнул внутрь. Тут находились старинный прадедушкин буфет из мореного дуба со всякими резными финтифлюшками, большой, обитый плюшем диван, шкаф с зеркалом и стулья у круглого стола, тоже из дуба, – все основательное, массивное, прочности неимоверной. Кроме того, был сейф, а на стенах – десятки фотографий, картин и афиш, имевших отношение к семейной истории. Семья их, согласно легенде, происходила от Пьера Серра, внебрачного сына маркиза из Нормандии, бретера и забияки, который, влюбившись в мадемуазель Мари, цирковую плясунью, перебрался с нею в Париж, а затем в Петербург где-то после наполеоновской эпохи. По настоянию возлюбленной (а вскоре – законной супруги) Пьер овладел полезными профессиями жонглера и метателя ножей и выступал с успехом во многих российских губерниях. От них, от Мари и Пьера, и пошла цирковая династия Серра, пока в двадцатые годы прадедушка Виктор не переменил фамилию на Серова, оставив память о прекрасной Франции как псевдоним. Мудрым человеком был прадедушка! Вовремя понял, что подозрительный космополитизм и странные фамилии не в моде, ну а псевдоним он и есть псевдоним. Необходимая вещь для артиста, против которой ЧК не возражало.

Серов раскрыл сейф, сунул туда кобуру с пистолетом и пухлый конверт с деньгами, врученный ему Добужинской, потом, насупив брови, уставился в окно. Начало сентября выдалось в Москве солнечным, вечерний свет еще не угас, и афишки, висевшие по обе стороны оконной рамы, так и сияли яркими красками. На одной, послевоенных времен, бабушка Катя порхала над крупом гнедого жеребца, на другой, более свежей, папа Юра шел по канату, а третья, блестящая, глянцевитая, была самой дорогой: тут собралось все их семейство. Папа Юра, мама Даша, сестренка Леночка и сам Андрей, десятилетний, в сверкающем блестками трико гимнаста… Как давно это было! Вроде бы молод еще, а двадцать лет долой…

Он вздохнул, задумавшись о промелькнувшей жизни. Она была пестрой, как конфетти, как коврик, сшитый из цветных обрезков ткани. Вроде бы никто не сомневался, что Андрюша станет циркачом и семейной традиции не посрамит – все при нем было, и сила, и ловкость, и кураж… А получилось иначе. Совсем иначе! Закончил цирковое училище, срочную отслужил, вернулся в Москву – и понеслось… Все в начале девяностых вдруг переменилось: рубль не рубль, страна не страна, артист не артист! Рубль упал ниже прежней копейки, страна рассыпалась, а что до артистов, особенно цирковых, так у тех животы прилипли к позвоночнику. Почетная профессия, но есть да пить тоже надо, тем более гимнасту-акробату. У Леночки и Володи-канатоходца, супруга ее, уже намечалось прибавление семейства, и Серовы, стесненные нуждой, замотанные грошовыми халтурками на всяких утренниках, уже помышляли о том, чтобы продать прадедову квартиру и перебраться куда-нибудь на московскую окраину. Удерживало одно: понимали, что деньги проживут и останутся ни с чем в хрущобах. Подвернулся, однако, ловкий импресарио, сколотил труппу, вывез в Германию на гастроли, а затем в Италию и Францию. Два года Серовы с ним таскались – из Гамбурга в Мюнхен, из Мюнхена в Милан, из Милана в Бордо… Жили как цыгане, то в вагончиках, то в отелях пятого разряда, с клопами под подушкой. Андрей был занят в пяти или шести аттракционах – стрелял, метал ножи, жонглировал, работал с першем, изображал то клоуна, то униформиста в чужих номерах. Потом вроде удача блеснула – контракт в Нью-Йорке предложили, выгодный, трехлетний, с возможностью продления. Но тут уж Андрей взбунтовался, почувствовал, что жизнь проходит зря и что метать ножи ему поднадоело. Мама с Леночкой плакали, Володя окрысился – номер, мол, разрушаешь, но отец, тяжело вздохнув, сказал: на родине и вороний грай кажется пением канарейки. Поезжай, сынок! С тем и расстались; Андрей отправился в Москву, а семья – за океан. Со временем устроились неплохо. Богатая страна – Америка!