Одно чудесное пари - Олег Рой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первый натиск возмущенных аборигенов – преимущественно пенсионеров – строители «Неваляшки» пережили еще на нулевом цикле, при закладке фундамента. Забор, огораживающий территорию стройки, несколько раз пытались сломать или повалить, а когда не вышло, какие-то «народные умельцы» исписали его агрессивными нецензурными посланиями, адресованными строителям, сопроводив их соответствующими иллюстрациями. И это еще цветочки, кроме забора, было много всего другого: и коллективные письма во все возможные и невозможные инстанции с многочисленными подписями жильцов, и жалобы в полицию, которая в самое неожиданное время наносила визиты с целью проверки документов, и даже пикеты с транспарантами.
Один особо упорный дедок дошел до того, что объявил в знак протеста голодовку, расположился на пустыре у стройки в старой брезентовой палатке, видимо, чудом сохранившейся со времен его походной молодости в оттепельные шестидесятые, и потребовал вызвать к нему телевидение. Но телевидение так и не приехало, зато начались дожди, за пару дней палатка насквозь промокла, и захворавший «протестант» благоразумно убрался восвояси. Впрочем, «идейную борьбу» он не прекратил и дома. Не дождавшись корреспондента центрального телеканала, дал возмущенное интервью стажерке районной газеты. На какие-такие шиши «они» строят эти свои шикарные дома? Не для простых ведь людей, а для «новых русских»! Он, дедок, уже который год не может со своей пенсии на приличный телевизор накопить. А тут еще этот небоскреб у него прям под окнами вылезет, все солнце ему перекроет!
В общем-то, в этих словах была некоторая доля истины, окна дедушкиной квартиры и впрямь утыкались в «Неваляшку». Так что полная юного энтузиазма стажерочка попыталась развернуть целую кампанию, но Еремин, узнав об этом, лишь усмехнулся. Он всегда знал: если в какой-то момент тебе стало тяжело идти по жизни – значит, ты движешься по ней вверх. Он не сомневался, что выйдет из этой борьбы победителем. Уж больно неравны силы: где глава концерна «БилдСтрой» – и где начинающая журналистка из районной многотиражки. Так, разумеется, и получилось. Соответствующая инстанция посмотрела сквозь пальцы на некоторые небольшие нарушения. Да, действительно, в соседних домах стало немного темнее, и прежнего обзора нет – зато сотни людей получат крышу над головой. В общем, этот вопрос утрясли, и больше он Михаила не тревожил. Сейчас его заботило совсем другое: Сидоренко, прораба с «Неваляшки», необходимо было срочно перебросить в Мытищи, на другой авральный объект. Сидоренко – человек проверенный и опытный, он, бог даст, сумеет наладить работу в Мытищах, где стройка только началась, а уже все не ладится и идет кое-как. Но тогда получится как в старой поговорке про короткое одеяло, потому что в Вешняки нужно будет быстро подыскать достойную замену Сидоренко, а где ее взять? Имелся у Михаила один человек на примете – по рекомендации родственника, но справится ли он?
Почувствовав, что начинает волноваться, Еремин несколько раз глубоко вздохнул. Глубокий вдох и медленный выдох, вдох – выдох… Тоже помогает, между прочим. По крайней мере, удается взять себя в руки и установить контроль над ситуацией. Ведь только от тебя зависит – ты будешь решать или обстоятельства.
Пробка, наконец, рассосалась, и к девяти утра Михаил Викторович все-таки добрался до работы. Водитель собирался, как обычно, въехать на территорию офисного центра, но шеф остановил его:
– Высади-ка меня у входа. Немного пройдусь.
Ему и впрямь захотелось чуть-чуть подвигаться, размять ноги после долгого сидения в замкнутом пространстве. Михаил вышел из машины, вдохнул полной грудью свежий, не испорченный кондиционером воздух, оглянулся по сторонам. Пасмурное утро вступало в свои права, легкая туманная влажность мягко окутывала деревья и здания и сгущалась серой дымкой у блестящих мокрых крыш.
Еремин миновал пропускной пункт, кивнув почтительно вытянувшимся в струнку дежурным охранникам, неторопливо пересек двор офисного центра и поднялся по ступеням на широкое округлое крыльцо, затененное козырьком, покоящимся на двух колоннах. Сенсорные двери приветливо распахнулись перед Михаилом Викторовичем, впуская его внутрь здания. Он направился к лифтам. Встав у дверей в ожидании свободной кабины (на этот момент все лифты отчего-то собрались в районе десятого этажа, будто у них там проходило рабочее совещание), шеф не без удовольствия отметил, как сотрудники, узнав его, почтительно замолкают, вежливо здороваются и норовят посторониться, пропуская его вперед. Он мысленно сказал себе: «Подними голову повыше и держи нос по ветру. А теперь глубоко вдохни и почувствуй – это волшебный запах успеха!»
Михаил Викторович огляделся. Толпа у лифтов собралась уже немалая, некоторые были Еремину знакомы, как, например, стоявшая рядом с ним высокая колоритная брюнетка в обтягивающем платье, подчеркивающем ее роскошные формы. Михаил помнил, что она работает в отделе снабжения и зовется Ангелиной.
Слишком долго и пристально смотреть на декольте Ангелины было неприлично, и потому взгляд Еремина отправился блуждать дальше и переметнулся на двух топтавшихся рядом строителей. Эта парочка в видавших виды форменных комбинезонах, которую невесть каким ветром занесло в головной офис, смотрелась на фоне дресс-кодированного «офисного планктона» в галстуках и отглаженных рубашках нелепо, как килька в томате на блюде с пирожными. И этот контраст чувствовали обе стороны. Клерки брезгливо морщились и старались держаться подальше от строителей, точно боясь запачкаться об их рабочие робы. Строители, в свою очередь, выказывали свое пренебрежение к «белым воротничкам» и разговаривали демонстративно громко.
– Я ей говорю: «Вашей маме зять не нужен?» – рассказывал складный, дочерна загорелый парень, совсем молодой, лет, максимум, двадцати – двадцати двух. – А она смотрит на меня вот такими глазами! Точно на монстра из этого фильма, как его…
– Дык чему ты удивляешься? – хмыкнул его собеседник. Ему можно было дать все пятьдесят, а то и больше – лицо в глубоких морщинах, а ежедневные «сто грамм» в честь конца смены добавили синюшных красок к портрету. – Она небось тоже какая-нибудь секретутка из офиса. Вот и думает: чего этот чумазый ко мне липнет? Кто он такой?.. Я-то вся из себя расфуфыренная, чистенькая, надушенная – как он со своим цементом под ногтями ко мне в китайские трусы полезет…
– Да я получаю в два раза больше ее, а то и в три, – горячился парень. – Я бы ей самые крутые трусы купил. А то и вообще посадил бы дома. Пусть себе сериалы смотрит, борщ варит да детей растит. А деньги я уж как-нибудь сам заработаю.
– Не, – покачал головой старший. – Скажу тебе: это последнее дело – бабу с работы выдергивать. Очумеет от скуки дома, начнет к тебе прикапываться. Где был, с кем, да когда придешь, да чего бухой, да чего денег так мало… Помяни мое слово. Я, когда молодой был, точно так и облажался. Надька заныла, мол, надоело мотаться на другой конец города, я сдуру и говорю – увольняйся. А через полгода прямо взвыл, такую плешь она мне проела. И я тогда, не будь дурак, определил ее в цветочный магазин – букеты заворачивать. Враз человеком стала. С утра встает, красится, наряжается, будто на свиданку собирается. Я шучу – ты кого, мол, охмурять собралась, паразитка? А она мне этак обиженно – у меня работа, мне нужно выглядеть соответственно. А так сидела дома, клуша клушей, в халате да тапках, целыми днями нечесаная. Только толстела да меня пилила…