Чердаклы - Валерий Шемякин

Тата рассказывает ему, что ее только что выпустили из ментовки, держали три дня. Что ты на этот раз натворила? – спрашивает Зиновий. Тата коротко смеется, тут же обрывает свой смех и сердито рассказывает, как пыталась встретиться с Бутом, прямо на трассе, во время его продвижения к Волжскому Утесу. Там идет саммит, разве ты не слышал… та-та-та-та…

Ты знаешь, говорит Тата, есть такая станция Чердаклы. Мне она приснилась во сне, хотя я там никогда не бывала. Сон был какой-то такой… вещий, что ли… Я подумала: надо бы туда съездить. Не знаю, зачем. Давыдов кивает и теряет интерес к теме – все это тоже не ново, все это в ее духе, она никогда не изменится. Заколдованный, замурованный…

Пришло такси, какая-то древняя колымага.

Люди живут каждодневной ерундой, говорит уже в машине Зиновий, будто им ничего не грозит. А что им грозит? Коровьи выделения, агностицизм, высшее образование, апатия. Лишь бы не война! Ты, как всегда, апатия – это и есть война. Да? А ты мне говорил: угомонись, Тата, и посылал куда-то подальше – за Урал.

Зиновий слышит пиликанье, нащупывает дурочку в кармане, но продолжает свой прерванный монолог. Бездействие хуже, чем геноцид, говорит он, чем уничтожение бродячих животных, вторжение в экосистему. Но так называемое принятие мер – это хуже, чем преступное бездействие. В мире, где зачистка идет посредством разложения, самое великое благо – ничего не делать.

И куда ты так гонишь, братец, впереди пост… Он не успевает произнести фразу до конца: видит перед собой летящую в лобовое стекло громадину – черный лакированный рояль…

Стоооп!!! Он орет это во всю глотку за долю секунды до смерти… успевает заметить застывающие в испуге детали этого мира, беседку, надпись на бетонном заборе: Гриша, прощай!

Чьи-то оторванные головы сыплются сверху, с голубого экрана, захлебываясь словами, они спешат договорить, сообщить убийственные факты и, словно исполнив свой долг, затихают в длинной цепи вдоль дороги…

… … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … голова доброго рецензента:

Господа юные эскаписты, вылезайте из пыльных закутков, отстегните от себя ваши мигающие фуфлоны, отложите сритеры и прочие барабуки, вытащите затычки из ваших больших синих ушей, отряхнитесь и послушайте, как это было на самом деле. По-настоящему. Без дешевого аниме. Вот вам повесть о людях, которым пришлось сражаться с вселенским Хламом… Выслушав историю до конца, вы скажете, так не бывает. Вы правы, в действительности все было куда страшнее. Впрочем, не всегда понятно, что можно называть действительностью. Даже недавнее прошлое меняется порой до неузнаваемости в чьем-то умелом отображении. Не говоря уже о будущем. Все зависит от выбора точки воздействия. Такова позиция автора. От себя добавлю: когда Сальвадору Дали подарили скелет кита, он придумал 62 варианта его использования. Думаю, автор заимствовал у Дали один из них: галлюцинаторный метод устранения у карликов комплекса мании величия.

… … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … …..

Президент Григорий Бут

Кабинет важной персоны, очень важной персоны, может быть, самой главной на всей необозримой территории, от океана до океана. Судя по обилию гербов, флагов, карт и отсутствию канцелярских принадлежностей это кабинет правителя. Кругом сплошная плазма. Мебель с вензелями и позолотой. На полке пучеглазый филин…

… И тут он замечает на зеркальной поверхности стола живой, чуть дрожащий комочек. Мышь, черт подери, думает он, осторожно оглядываясь, ища глазами папку поувесистей, собираясь прихлопнуть тварь; не то чтобы он жаждал смерти этой мыши, нет, ему просто хочется ткнуть этой мышью прямо в нос управделами Марфину, а как это сделать, если мышь не прихлопнуть.

Изготовившись к броску, он пристально смотрит на мышь, а она, подняв голову, смотрит на него. В ее глазах нет страха, наглости или животного идиотизма. Она смотрит понимающе. Она смотрит осмысленно, изучая его. Этот взгляд обезоруживает. Она вовсе не хочет прихлопнуть его тяжелой папкой с бумагами, и в этом разница.

В юности он много читал про замечательные жизни великих персон. Потом разочаровался, бросил. После того, как выпустили книжки про него самого – Детство Президента, Юность Президента, – окончательно понял: истинная жизнь человека никогда и никому не становится известна.

Это не мышь, вдруг догадывается он, судя по хвосту и морде, это крыса, мелкая, пепельно-серого цвета, с какими-то узкими, японскими глазами. Наверное, декоративная, чья-то ручная, вот почему она не боится.

Он осторожно протягивает руку и прикасается пальцем к крысиной голове. Крыса чуть приподнимает нос, обнюхивает его палец. Фу! – непроизвольно выдыхает он, но руку не убирает. Другой рукой нажимает кнопку и негромко произносит: Лариса, принесите мне стакан чистой воды и пакетик орешков, очищенных, конечно.

В университет он поступил легко – был уже разрядником по нескольким видам, а по дзюдо стал мастером, это ценилось тогда больше, чем школьные золотые медали. Корпорация. Так называлось их студенческое братство. В то время в стране еще не было никаких корпораций, и им казалось, что это круто.

Гучков говорил ему тогда: обзаводись друзьями, никого не отталкивай – неизвестно, кто может пригодиться в будущем. Сам Гучков был уже офицером, но не афишировал этого. Он был не намного старше, но погоняло у него было – Старик. Нет, не было никакой казармы, никакого жесткого контроля, они уже тогда могли взять «Волгу» и на выходные смотаться в Хельсинки. Набивали багажник спиртным, и их почему-то никогда не шмонали на границе. Павлов однажды наблевал прямо под окнами дома президента Финляндской Республики. Обошлось. Никто ничего Мише не припоминал.

Гриша Бут тогда казался простым парнем, выглядел миролюбиво, интеллигентным молодым человеком с покладистым характером и синими глазами, умело скрывающим возрастные комплексы. Из него мог бы получиться со временем неплохой начальник, скажем так, среднего уровня, поскольку незаурядными способностями он не выделялся. Но посмотрите, что из него получилось…

Ты знаешь, дорогая принцесса, говорит он, постукивая по столу остро заточенным карандашом, а другой рукой поглаживая крысу, воевать мне за эту должность не пришлось – она как-то сама упала прямо в руки.

А начинался поход во власть совсем незаметно. Казалось, все рушится, но Гучков сказал: ребята, все только начинается, мы прорвемся. И уже позже, когда Гриша уверился: это я сам, я сам всего добился! – Гучков довольно небрежно и в то же время жестко внушал ему: в государство теперь никто не верит, Корпорация должна заменить государство, не называя себя; а ты, Гриша, становишься как бы рабочим органом, в тебя должны верить, ты будешь менять госаппарат на корпорацию, ясно? Ты вызываешь доверие всем своим обликом, каким-то простонародным. Я не самоубийца, сказал тогда Бут. Гриша, не надо, произнес Гучков, и Григорий Иванович не стал спорить.