Неизменная - Гейл Кэрриджер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Коналл снова возник в поле зрения Алексии и взял с прикроватной тумбочки свои золотые карманные часы.
— Конечно, это сочтут оскорблением, но тут уж ничего не поделать.
Да уж, Алексия оказалась права: на самом деле муж не оделся, а лишь накинул плащ.
Граф, казалось, впервые за все время вспомнил о жене.
Алексия притворилась спящей.
Коналл легонько потряс ее, восхищаясь одновременно разметавшейся копной черных как смоль волос и искусной имитацией незаинтересованности. Когда он стал трясти настойчивее, она заморгала длинными ресницами.
— A-а, моя дорогая, добрый вечер.
Алексия посмотрела на мужа слегка покрасневшими карими глазами. Все это свинство в столь ранний вечерний час не было бы таким ужасным, не заставь он ее полдня бодрствовать. Не то чтобы их совместное времяпрепровождение было неприятным, просто оно заняло много времени и потребовало изрядного количества сил.
— Муж, что ты затеваешь? — спросила она с подозрением.
— Тысяча извинений, моя дорогая.
Леди Маккон по-настоящему ненавидела, когда муж называл ее так. Это происходило, когда он что-то задумывал, но не собирался вводить ее в курс дела.
— Я должен бежать в контору БРП, сегодня надо быть там пораньше. Появились кое-какие важные дела.
Судя по плащу и тому, что во рту у него показались клыки, речь в буквальном смысле шла о беге в волчьей ипостаси. Что бы ни происходило, оно явно требовало внимания очень срочно. Обычно лорд Маккон предпочитал являться в контору стильно и с удобствами — в карете, а не на своих четырех лапах.
— Правда? — пробормотала Алексия.
Граф принялся укутывать жену одеялами. Его большие руки действовали неожиданно нежно. Когда он касался своей запредельной супруги, его клыки исчезали. В эти короткие мгновения он становился смертным.
— У тебя сегодня встреча Теневого совета? — спросил он.
Алексия задумалась. Сегодня что, четверг?
— Да.
— Заседание будет интересным, — сообщил граф, подстрекая ее любопытство.
Алексия села, и все его трогательные хлопоты с подтыканием одеял пошли насмарку.
— Что? Почему?
Одеяла упали, демонстрируя, что леди Маккон щедро одарена природой и не нуждается во всяких новомодных ухищрениях вроде подбитого ватой корсета или слишком тугой шнуровки. Хотя по ночам лорд Маккон неоднократно убеждался в этом факте, он все равно регулярно во время балов тащил жену на уединенные балконы — просто чтобы «убедиться», что ничего не изменилось и все ее прелести на месте.
— Я очень сожалею, что разбудил тебя так рано, моя дорогая. — Ну вот, опять это ужасное словосочетание. — Обещаю, что утром все исправлю. — Он сладострастно повел бровями и наклонился для долгого и очень обстоятельного поцелуя.
Леди Маккон фыркнула и толкнула его в широкую грудь, но безрезультатно.
— Коналл, что происходит?
Но этот раздражающий оборотень, ее муж, уже вышел из комнаты и был таков.
— Стая! — зычно разнеслось по коридору. Сейчас он хотя бы сделал вид, что заботится об удобствах жены, потому что сперва закрыл дверь и лишь потом закричал.
Спальня Алексии и Коналла Маккона занимала целиком одну из самых высоких башен замка Вулси, которая, надо признать, была скорее надстройкой, возведенной над угловой частью стены. Несмотря на ее сравнительную уединенность, рев лорда был слышен в большинстве покоев внушительного здания, вплоть до задней гостиной, где чаевничали графские клавигеры.
Клавигеры стаи Вулси усердно выполняли свои многочисленные дневные обязанности, приглядывая за дремлющими оборотнями и хлопоча по хозяйству, чтобы успеть сделать засветло все, что требуется. Для большинства из них чаепитие было краткой и необходимой передышкой перед тем, как их призовут иные дела, никак со стаей не связанные. Оборотни склонны приближать к себе дерзких и творчески одаренных людей, а замок находился недалеко от Лондона, поэтому многие клавигеры участвовали в театральных постановках Ист-Энда. Однако, невзирая на соблазн, который являли собой апельсиновый пудинг с мускатным орехом, пропитанный мадерой лимонный кекс и крепко заваренный чай, зов господина заставил верных помощников подняться и со всей возможной прытью броситься туда, откуда он исходил.
Все в замке внезапно пришло в сопровождаемое гомоном движение: прибывали и исчезали всадники и клавигеры, лошади стучали копытами по вымощенному булыжниками двору, хлопали двери, тут и там раздавались голоса. Шум стоял, как во время посадки дирижабля в Гайд-парке.
Испустив самый тяжелый вздох из всех возможных, Алексия Маккон скатилась с кровати и подхватила с каменного пола валявшуюся там лужицей кружев и оборок ночную рубашку из числа тех, что подарил ей муж. Вероятно, впрочем, точнее будет сказать, что он подарил эту рубашку себе, потому что ее пошили из мягкого шелка, и складок на ней было скандально мало. Однако Алексия все равно любила эту вещицу, остромодную и по-французски смелую, а Коналлу особенно нравилось снимать ее с жены, вот почему она в конце концов всегда оказывалась на полу. По большей части Алексии удавалось поносить ночную рубашку, только находясь вне постели, такая уж договоренность существовала между супругами. Муж мог быть очень настойчив, когда устремлял к чему-то свой разум и некоторые части тела. Леди Маккон полагала, что деваться некуда и в конце концов она привыкнет спать без сорочки. Порой ее все же терзала тревога, что замок может загореться и придется метаться по нему у всех на виду в чем мать родила. Это беспокойство, впрочем, постепенно отступало: раз уж Алексия жила со стаей оборотней, ей волей-неволей пришлось привыкнуть к тому, что они вечно обнажаются. Сейчас в ее жизни на ежемесячной основе присутствовало куда больше волосатой мужественности, чем у любой другой англичанки. И это при том, что половина стаи отбыла воевать на север Индии; когда-нибудь типичных самцов, подверженных влиянию полной луны, станет еще больше.
Алексия подумала о своем муже; с ним ей приходится иметь дело на ежедневной основе.
Раздался робкий стук, за которым последовала долгая пауза. Потом дверь в спальню тихонько приоткрылась, и в образовавшейся щели возникло личико в форме сердечка с громадными фиалковыми глазами, которое обрамляли светло-русые волосы. Прелестные глазки смотрели боязливо. Горничная, которой они принадлежали, несколько раз попадала в весьма жалкое положение и в результате научилась давать уединившимся в опочивальне хозяину с хозяйкой некоторое время и лишь потом входить. Невозможно было предугадать, когда на лорда Маккона найдет амурный стих, зато всякий понимал, что граф покажет свой норов, если потревожить его в это время.
С очевидным облегчением отметив отсутствие хозяина, горничная вошла, внося тазик с горячей водой. Через руку девушки было перекинуто теплое белое полотенце. Она сделала грациозный книксен. На горничной было фасонистое, пусть и мрачноватое, серое платье с приколотым белым накрахмаленным фартуком. В отличие от остальных Алексия знала, что высокий белый воротничок скрывает следы многочисленных укусов на хорошенькой шейке вошедшей, которая раскрыла ротик и заговорила так, словно присутствие среди оборотней бывшего вампирского трутня — самое обычное дело. По речи девушки стало ясно, что она еще вдобавок и француженка, как это ни предосудительно.