Калинова яма - Александр Сергеевич Пелевин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сафонов докурил, выбросил папиросу, снова поправил рукой сползающую на лоб взмокшую прядь и вошел в ресторан. Сразу стало прохладно.
В зале почти никого не было, только в дальнем углу сидели четверо уставших интуристов в промокших рубашках и с широкими пестрыми галстуками. Они потягивали пиво, лениво переговаривались на английском с американским акцентом и явно не хотели уходить из прохлады ресторана в московскую жару.
Сафонов сел у забронированного столика возле окна, поставил саквояж на пол, поздоровался с официантом и заказал кофе.
За окном была ленивая полуденная Москва. Прохожих было мало, машин — еще меньше. Разомлев от жары, толстяк в белом пиджаке медленно и вальяжно шел с тросточкой по тротуару, за ним неторопливо гуляла под ручку молодая пара: рослый бритоголовый парень, видимо, спортсмен, и смуглая девушка с азиатскими скулами. У колонн Большого театра выстроился отряд курсантов.
Ровно в двенадцать часов в ресторан вошел низкорослый седовласый мужчина, одетый в серую тройку, с прямой осанкой, в круглых очках и с сухим, морщинистым лицом. Он вежливо улыбнулся официанту, снял шляпу и неторопливо зашагал к столику, за которым сидел Сафонов.
— Добрый день, — сказал посетитель с сильным немецким акцентом.
— День добрый, товарищ Кестер.
Они пожали друг другу руки.
Собеседником Сафонова был Клаус Кестер — советник германского посольства в Москве. Он сел за столик, подозвал официанта и тоже заказал кофе.
— Предлагаю после интервью выпить по кружечке холодного темного пива, — сказал Сафонов. — Погода располагает.
— Погода или общение со мной? Пиво — немецкое национальное достояние. Разве русские не пьют водку в любую погоду? — улыбнулся Кестер, и вокруг его глаз появились тонкие морщины.
— Безусловно, — с такой же вежливой улыбкой ответил Сафонов. — А еще у нас по улицам гуляют медведи. Будете на Красной площади — обязательно понаблюдайте. Только осторожнее: они очень опасны. Еще водку пить заставят.
Кестер рассмеялся:
— Вы мне нравитесь, Олег. Когда вы берете у меня интервью, я отдыхаю сердцем. Ваше руководство не думает повысить вас?
— Пока об этом речи не идет. Но если вы позволите, давайте перейдем непосредственно к интервью. — Сафонов достал из саквояжа блокнот, вытащил из кармана рубашки ручку и приготовился записывать.
— Да, конечно. — Кестер взял со стола салфетку, отер вспотевший лоб, затем снял очки и их тоже протер, снова надел очки и отхлебнул кофе. — Вы хотели поговорить о сотрудничестве в сфере истории и культуры, насколько я помню?
— Да, именно. Вы упоминали о каких-то мероприятиях в сфере совместного изучения истории наших народов. Можно подробнее?
— Здесь очень много интересного, — Кестер говорил лениво и размеренно, с долгими паузами между предложениями. — Скажем, еще в прошлом месяце при посредничестве посольства удалось достичь договоренности между советскими и германскими археологами. Дело в том, что в Германии в последние годы наблюдается повышенный интерес к теме дохристианских религиозных верований. Наши советские коллеги тоже интересуются этой темой, но, к сожалению, языческая религия славян оставила очень мало памятников, по которым ее можно реконструировать. Отчасти это объясняется тем, что у славянских племен были распространены в основном деревянные изделия, что уже говорит об их недолговечности. Добавим к этому — как это по-русски — перегибы в христианизации Руси, в результате чего сильно пострадала устная традиция. Наши германские археологи предложили коллегам из СССР помощь в раскопках на территории Новгородской области. Также мы пригласили советских ученых в экспедицию на остров Рюген, где, по многим данным, славяне побывали раньше германцев. Коллеги выразили большую заинтересованность в этом проекте, и надеюсь, что наше сотрудничество в данной сфере будет длительным и плодотворным.
— Когда планируется поездка?
— В конце лета или начале сентября.
— Спасибо. Как вы считаете, насколько возможен подобный исторический проект в нынешних непростых условиях? В Европе война.
— Уверен, до острова Рюген война не доберется. Я являюсь твердым последователем мирных и добрососедских отношений с Советской Россией. Мы должны развивать сотрудничество во всех сферах, и особенно, на мой взгляд, в изучении истории. Прошлое сближает в настоящем.
— Полагаете, наши народы тесно связаны историческим прошлым?
— Разумеется. Наша история неоднократно соприкасалась и сочеталась в самых причудливых вариантах. Хочется надеяться, что впредь мы будем сотрудничать на благо нашего общего будущего.
— Планируются ли какие-то мероприятия в сфере культуры и искусства?
— Конечно. Я даже не смогу сейчас вспомнить все проекты, к которым мы готовимся… Скажем, в июле мы хотим дать в Москве концерт джазовых музыкантов из Германии. В сентябре в Мюнхене запланирован большой фестиваль народных песен, на который мы уже пригласили творческий коллектив из Архангельска. Я слышал их песни — в них непередаваемое очарование Русского Севера, которое, я уверен, найдет свое место в сердцах немецких слушателей.
— Вам нравятся русские песни?
— Конечно. Я помню, как меня поразила до глубины души песня об умирающем в степи… как это…
— Ямщике?
— Да-да. «Степь да степь кругом, путь далек лежит, в той степи глухой умирал ямщик».
— Очень мрачная песня.
— Мы, германцы, любим трагизм. Это у нас в крови. Трагическое величие смерти всегда было любимой темой наших поэтов и музыкантов.
Кестер допил кофе, подозвал официанта и попросил принести еще. Сафонов оглядел зал: в ресторане по-прежнему никого не было, кроме уставших американцев. Один из них, судя по всему, был готов уснуть прямо за столом.
— А, да, — продолжил Кестер. — Еще мы договорились с ногинским заводом о выпуске серии грампластинок немецких исполнителей. Марика Рёкк, Эрик Хелгар, Ханс Бунд — скоро вы сможете купить их в Москве в новейших изданиях и в хорошем качестве.
— К слову, Ханс Бунд у нас уже выпускался. У меня есть пара пластинок. Но разве джаз в Германии сейчас не подвергается остракизму?
— А в Советском Союзе? — улыбнулся Кестер.
— Как сказать… Все равно эту музыку любят и слушают. — Сафонов слегка смутился и вычеркнул что-то в блокноте.
— Вот так же и у нас. Музыка — величайшая объединяющая сила. Главное, чтобы она не призывала молодежь к разрушению и саморазрушению. За этим у нас следят. И у вас тоже.
— Согласен. А вы сами любите джаз?
— Честно — да. Очень. Даже американский. Только не пишите об этом, а то некоторые мои товарищи могут дать мне за это по голове. — Кестер рассмеялся.
— Как скажете.
Сафонов вновь посмотрел на компанию американцев: они медленно и лениво поднимались с кресел и собирались уходить. Один из них копался