Хадамаха, Брат Медведя - Илона Волынская

– Пню! – тихонько закончил Чанчи, отчего по строю «городских» прокатились тихие смешки, а тойон метнул на своих игроков зверский взгляд.

– Седьмой, Уэлен, прозванный Девятиголовым, ибо даже прямое попадание в голову не в силах выбить его с площадки…

– В связи с полным отсутствием мозгов, – снова откликнулся Чанчи.

– И восьмой, Таас, непревзойденный в защите, чьи сильные руки поймали множество мячей… – «Крикун» остановился, набирая в грудь воздуха: – Девятый – гордость Храмовой команды Сюр-гуда! Бывший нападающий команды главного храма! Старейшина Сивирского каменного мяча… Богдапки, прозванный Кремень-старик!

Зрительские ряды заорали еще громче, хотя раньше Хадамахе казалось, что это невозможно. Подтянувшись не хуже молодых, на площадку выскочил высокий и ну очень могучий игрок! Богдапки действительно был стар – узкий кожаный ремешок пересекал морщинистый лоб, стягивая совершенно седые волосы. Некогда сломанный нос напоминал скорее расколотый по всей длине кусок кремня. Хадамаха заметил, что руки Кремень-старик держит на отлете, словно они плохо сгибались, да и каждый шаг давался ему с трудом. Но размерами он и впрямь напоминал поднявшуюся на ноги скалу!

– Я, значит, просто самый старый, а он – старейшина, не как-нибудь! – желчно процедил Чанчи. – А я так Дней на десять его моложе, однако! Только меня на следующую Ночь обратно в стражу определят, в караулы ходить, а его – сюда! До конца стражницкой службы при здешнем храме доиграет – и на пенсион! Конечно, он же храмовый! Не то что мы, убогие!

Хадамаха хотел сказать, что даже сейчас, когда великий Богдапки состарился, рядом с ним такие, как Чанчи, все едино выглядят убогими. Но промолчал. Не его дело.

– А храмовые пенсионы не то что наши, городские. И игроки у них не то что мы, простые стражники, – все как один десятников получают, а тойон в сотниках ходит… – продолжал бубнить Чанчи, но Хадамаха его уже не слушал.

Над площадкой повисла многозначительная, полная затаенного, оттого еще более нетерпеливого ожидания пауза, а потом голос «крикуна» зарокотал, как шаманский бубен:

– Всего на одну Долгую ночь в команде Сюр-гудского храма! Проездом из столицы! Великий! Непревзойденный! – и словно первое вбрасывание каменного мяча на площадку, швырнул в толпу: – Содани-богатырь!

От воплей, всколыхнувших зрительские скамьи, Пламя в светильниках заметалось. Издалека донеслись новые крики – это откликнулись те, кому не нашлось места у самой площадки и кто теперь издалека подстерегал появление героя!

А герой не торопился. Сперва на край площадки неспешно легла одна ладонь. Потом – вторая. Руки напряглись – и над медным кругом в высоком прыжке взвился человек.

Бон-н-нг! – площадка загудела медным гонгом, когда Содани-богатырь, официально признанный Лучшим игроком Долгого дня, впечатал пятки в ее край.

Над скамьями на миг вновь повисла тишина.

Содани выглядел странно. Уж никак не богатырем. Конечно, под накинутой на голое тело синей – цвета Храма – безрукавкой отлично видно было, как переливаются длинные литые мышцы. Но все же рядом с громадами других игроков великий Содани казался непривычно хрупким. Хадамаха прикинул, что сам чуть ли не вдвое тяжелее этого признанного «повелителя медной площадки»!

– Содани начал свою карьеру всего пять Дней назад и через два Дня уже был главным нападающим столичной команды! – продолжал надрываться «крикун». – Трехкратный обладатель приза «Золотой каменный мяч»! Приза «Краеугольный камень Храма»! И… «Самый крутой булыжник Дня»!

Зрители снова заорали. Содани приветственно вскинул руки над головой.

Вопли перешли в протяжный оглушительный рев.

И руки у него, как у мечника, вовсе не похожи на раздолбанные ударами мяча ручищи-лопаты, которыми щеголяли остальные игроки. Странно, однако, задумчиво покачал головой Хадамаха, наблюдая, как истошно верещащие жрицы Огня взмывают в воздух и обезумевшим хороводом вертятся над площадкой, разворачивая вокруг Содани целые полотнища Пламени! Носящиеся через темный Ночной небосвод Голубые шары на мгновение сложились в сверкающую надпись «Содани – ну-ка, садани!» и сверкающим дождем рассыпались над героем. Приветственно помахивая ручкой, Содани прохаживался вдоль строя «храмовников».

– Ишь, выделывается! – процедил Чанчи. – Эй, орок, а знаешь, за что его из столицы к нам выперли?

Хадамаха знал, но останавливать старшего не стал – если уж тот решил, все едино расскажет, хоть рот ему завяжи да сверху сядь!

– Говорят, в драке кого-то шишкой убил! – торжествующе провозгласил Чанчи и отстранился, проверяя, какое впечатление это произвело на мальчишку.

«А еще говорят, плевком прибил и соплей перешиб, – подумал Хадамаха. – Так что шишкой – это еще ничего, это еще по-людски».

– Никто только не знает – еловой али сосновой, – явно разочарованный отсутствием интереса у Хадамахи, пробормотал Чанчи. – А тот возьми да и окажись родичем большой жрицы! Жрица и давай требовать – казнить да казнить, хорошо, Снежная Королева, а особливо Советник каменный мяч шибко уважают. Но пока все не уляжется, услали великого Содани подальше. А подальше – это, выходит, как раз к нам! Он тут Ночку отыграет – и обратно в столицу! Нет, парни, как хотите, а я свою голову подставлять не намерен и вам не советую! Все едино результат известный! Хоть с Содани, хоть без, а «храмовые» у «городских» завсегда выигрывают!

– Нету такого закону, – разлепив плотно стиснутые губы, пробормотал Хадамаха.

– Надо же – мы-то думали, ты вообще разговаривать не умеешь! – изумился Чанчи.

Грянул медный гонг.

– Достославные жрицы и добрые горожане – игра начинается! – подпрыгивая в своей будке от возбуждения, заорал «крикун».

Послышался громкий пронзительный свист, будто сам воздух стонал от проносящейся сквозь него тяжести. Даже не взглянув вверх, «городские» и «храмовники» ринулись в разные стороны, занимая вроде бы бессмысленные, но на самом деле строго продуманные места на площадке. Хадамаха все-таки задрал голову. Ему можно, он такое пока только на тренировках видел.

Возникнув в воздухе, как из ниоткуда, громадный каменный мяч несся к земле. Казалось, он рушится прямо мальчишке на голову – вот-вот по макушке съездит и в площадку по пояс вгонит!

– Банг-барабанг! Бурун-бурун-бурун! – мяч с грохотом обрушился в паре шагов от него, подскочил и покатился, заставляя медь дрожать, как в испуге.

– Нету такого закону, – снова пробормотал Хадамаха, косолапя на предназначенное ему место. Двигался мальчишка неуклюже и вроде бы медленно, но это никого не интересовало – затаив дыхание зрители смотрели на Содани!

Прославленный игрок изящно подпрыгнул, пропуская мяч под ногами и даже не сделав попытки завладеть им. Зрители разочарованно взвыли, но тут же снова заорали, когда здоровила Таас из «храмовых» кинулся мячу наперерез. Низко пригнувшись, словно вознамерившийся бодаться бык, навстречу ему рванул нападающий из «городских». С грохотом, похожим на столкновение льдин в Океане, бойцы врезались друг в друга, рухнули на мяч и кубарем покатились по площадке. Мяч вертелся между намертво сцепившимися телами и вдруг, будто намазанный тюленьим жиром, выскочил из свалки – прямо в руки защитнику «храмовых».